Чужая любовь
Шрифт:
В тот вечер Настя возвращалась с фермы в особенно приподнятом настроении. Борис Иванович намекнул ей, что сегодня после репетиции предстоит им важный разговор. «О чем бы это?» — гадала Настя и сама себе боялась сознаться, что она уже знает, о чем…
Ленка встретила ее у калитки. Лицо у нее было встревоженное и как будто заплаканное.
— Приехал!..
— Кто приехал? — похолодев, спросила Настя.
— Вася Пирожков приехал. Из армии. Совсем.
— Что значит совсем?
Ленка захлопала ресницами и крепко прижала к груди руки:
— Не знаю. Ой, ничего я не знаю! Сидит в комнате, спрашивает тебя. Ой, что теперь будет, Настенька?
— Подожди, — нахмурилась Настя. — Почему он спрашивает меня? Ведь писала–то ему ты?
— Подписывалась я не так…
— Как это «не так»?.. Значит, моим именем? Да ты с ума сошла!
— Ой, ничего я не знаю! — твердила Ленка. — На меня он даже и не смотрит.
— Умойся! — приказала сестре Настя. — В огороде, что ли, ты возилась?
Она легонько отстранила ее с прохода и, стуча каблуками, стала подниматься на крылечко.
Мать уже поила гостя чаем. На столе, покрытом новой скатертью, сердито пофыркивал самовар, словно выговаривал: «Зачем поставили… Зачем поставили?»
«И в самом деле ни к чему», — подумала Настя.
Гость поднялся ей навстречу. Он сделал это так поспешно, как будто хотел взять под козырек. При его большом росте и застольной тесноте это было не так–то просто.
— Здравствуйте, — сухо поздоровалась Настя.
— Вот приехал… — смущенно улыбаясь, начал гость. — Отслужили с Гошей — и по домам… Я, правда, еще и в Каменке–то как следует не побывал… Дружка обидеть не хотелось — знаете ведь, какой Гоша.
— Знаю, — неопределенно согласилась Настя. — Он все такой же рыжий?
— Что ты, доченька! — сконфузилась перед чужим Анна Петровна. — Говорят, Егор Кузьмич даже отличился по службе.
— Там, наверное, все отличаются, — тем же тоном отозвалась Настя и насмешливо взглянула на гостя.
Он ответил ей недоуменным взглядом. Глаза у него были серые, большие и от густого загара на лице казались совсем светлыми. «И чего она в нем нашла?» — с досадой подумала о сестре Настя.
Скрипнула дверь, и в комнате появилась Ленка. Кажется, она взяла себя в руки. Ей даже шла эта необычная серьезность. Только сейчас Настя заметила, что сестра повзрослела. Уже не болтались по плечам косички, а толстыми жгутами лежали на затылке. Чисто вымытое, разгоревшееся от холодной воды лицо невольно привлекало внимание мягкостью выражения. Его не портили даже веснушки.
«Ничего, разберутся, — спокойно подумала Настя о сестре и о госте. — Ну, посердится на нее малость — экая важность!»
— Вы меня извините, — сказала она гостю, — мне в клуб пора.
— Если разрешите, — с готовностью поднялся он из–за стола, — я провожу.
Неизвестно, что бы ответила ему на это Настя, но в это время звякнула калитка. Кто–то высокий мелькнул под окнами, резво взбежал на крылечко и приятным тенорком попросил
— Да, да! — крикнула Настя. — Вот кстати!
Гость насторожился, и Ленка, заметив это, грустно сказала:
— Это зоотехник наш, Борис Иванович.
Еще во дворе она решила, что будет вести себя с Васей Пирожковым, как на суде. Расскажет ему все, как было, и попросит прощения. В данном случае и Борис Иванович был по ее делу как бы свидетелем…
— Мы вас ждем, Настя, — тоном упрека сказал зоотехник. — Впрочем, у вас, кажется, гости?
В голосе его скользнули ревнивые нотки. Вася Пирожков поклонился ему тоже более чем сдержанно. Ему показалось, что слишком черны у зоотехника брови, слишком яркий для деревни галстук и что зря он форсит здесь на своих каучуковых подошвах…
— Гости это не мои, Борис Иванович. Это к Лене приехал земляк наш. Познакомьтесь, пожалуйста.
Вася Пирожков привстал не столько из желания познакомиться, сколько от удивления. А Настя, как ни в чем не бывало, ходила по комнате и, застегивая на себе жакетик, приговаривала:
— Сейчас я, Борис Иванович, сию минуточку…
Потом кивнула гостю и, поманив мать за собою, вышла вместе с зоотехником.
Теперь в комнате остались только гость да Ленка. Весь вечер она ждала и боялась этой минуты. Что сказать ему хотя бы для начала? А может, сразу — как с купальной вышки?
— Тут недоразумение одно получилось, — начала она дрожащим голосом. — С письмами неувязка…
— С письмами? Какая? Настя тебе их показывала?
От его робости и следа не осталось. Он стоял перед Ленкой — подобранный, строгий, с неумолимыми светлыми глазами, от которых ничего не укроешь.
— Так, значит, неувязка? Это бывает. Особенно у красивых девушек.
— Да что это вы? — шептала Ленка. — Не разобравшись–то…
Она заставила себя посмотреть ему прямо в лицо. Сейчас она скажет, сейчас она все скажет… Румянец захлестывал ей уже шею. Карие глаза медленно наполнялись слезами. Она попыталась смахнуть их ресницами, наконец просто прикрыть ладонью… Но поздно: он заметил.
— Ты что? — спросил он строго. — О чем ты плачешь?
Ленка отняла от глаз ладонь и, не узнавая свой голос, сказала:
— Настя здесь ни в чем не виновата. Писала вам я. Сначала пошутить хотела, а потом иначе вышло.
Она опустилась на табуретку и, уронив голову на стол, заплакала. Черная бретелька юбки — единственный признак того, что Ленка не чужда моды, — соскользнула с плеча на локоть. Выбившись из–под шпилек, рассыпались косы… Растерянный Вася Пирожков бестолково топтался на месте. Вот тебе и Настя!