Чужая невеста
Шрифт:
— И дом я такой хочу… — Ксюшка обернулась и серьезно глянула ему в глаза. — Леший, я хочу точно такой же дом.
— Забирай, — сказал он, утопая в ее глазах, как муха в меду. — Мой дом — твой дом. Забирай и дом, и все, что в доме, и меня в придачу.
Ксюшка засмеялась, зажмурилась и вдруг быстро потерлась лбом о его плечо.
— Знаешь, кто ты? — начала она, улыбаясь и глядя на него с откровенной радостной симпатией…
Глава 10
— Во, хозяин объявился!
Низкий, звучный, как колокол, женский голос
Ксюшка вздрогнула и оглянулась, с изумлением уставясь на обладательницу этого сверхъестественного голоса — маленькую кругленькую женщину неопределенного возраста, одетую в драные синие тренировочные штаны и короткий цветастый ситцевый халат. Женщина стояла на большой затененной веранде, лениво опираясь локтями на резные перила, и спокойно разглядывала их ярко-синими, как васильки, глазами.
— И ее тоже… в придачу? — Ксюшка быстро глянула на Алексея, и он невольно засмеялся, увидев выражение ее лица.
— Ее, поди, Игореша не отдаст, — с сомнением сказал он, взял Ксюшку за руку и повел к дому. — Игорь — мой двоюродный брат. Вера — его жена. Они у меня работают.
— Вообще-то я Вероника. А тебя я знаю. Ты Оксана, внучка Лисковых. Ты меня не помнишь. Я школу на год раньше тебя закончила. А когда ты к нам приехала, я как раз замуж вышла. А потом мы уехали. А потом обратно приехали. А ты уже уехала. Но я тебя запомнила. У тебя глаза желтые. Я глаза всегда запоминаю… — Вероника помолчала немного и с тем же выражением продолжила: — Игореша пошел в дальний загон. Ограду чинить. Хозяин, на стол накрывать? У меня окрошка есть. Творог свежий. Сметану вчера сняла, в холодильнике оставила, не стала в погреб нести.
— Мать опять корзину битком набила, — извиняющимся тоном сказал Алексей. — Я ее в машине оставил. Мы со стороны старого сада подъехали.
— Не верит тетя Зина в меня, да? — Вероника зевнула и потерла кулаком глаза. — Боится, я тебя голодом заморю? Сейчас Игорешу за корзиной сгоняем, вон он чешет.
Из зарослей сирени вынырнул гигант, одетый как бомж из старого кинофильма — драные бесформенные штаны, заправленные в высокие кирзовые сапоги, выгоревшая клетчатая рубаха с закатанными до локтей рукавами, маленький фетровый берет, криво сидящий на буйных русых кудрях, и старый полупустой рюкзак, небрежно перекинутый через плечо. И на всем этом безобразии лежала печать некоего аристократического изящества, некоего артистизма, будто он и вправду какую-то роль играл, слегка утрируя и посмеиваясь над зрителями. Гигант в несколько шагов пересек двор, остановился у веранды напротив жены и, бросив на землю звякнувший металлом рюкзак, спросил, ни на кого не глядя:
— Опять чего нести?
Голос у него был низкий, густой и так же, как голос Вероники, напоминал всепоглощающий звук колокольного набата.
— Корзина — в машине, машина — за старым садом, — неторопливо загудела Вероника, протягивая руку и накручивая на палец крутой завиток мужниной шевелюры. — Оксана, это Игорь. Мой собственный муж. Хорош, а?
— Мы знакомы, — Игорь поймал руку жены и с недовольным видом отвел ее в сторону,
Он неторопливо пошел в сторону от дома, на ходу взяв со скамейки под боярышником пустое ведро.
— Ты только мелких-то не неси! — громыхнула ему вслед Вероника и повернулась к Ксюшке. — Это он карасей сейчас начерпает. Ты карасей любишь? В сметане. Пойду на стол собирать.
Алексей с улыбкой наблюдал, как Ксюшка, молча открыв рот, таращила глаза на эту парочку. Она поймала его взгляд, сморщила нос и шепотом спросила:
— В них сколько децибел?
— В каждом или в обоих? — Алексей задумчиво пошевелил губами, деловито загибая пальцы. — В каждом — много. В обоих — в два раза больше. Это если не ссорятся.
— А если ссорятся? — Ксюшка еще больше распахнула глаза.
— А они еще ни разу не поссорились. А то бы дом, наверное, рухнул. Пойдем, я тебе его покажу, пока цел… — Он распахнул дверь и смотрел, как она шагнула через порог, и явственно представлял, как было бы здорово, если бы он сам внес Ксюшку в свой дом на руках. Чтобы на ней было белое платье. И фата — это обязательно, Ксюшке фата очень пойдет. А на нем должен быть черный костюм. Надо купить хороший черный костюм… Или заказать. Успеют сшить?..
— Дальше куда? — Ксюшка стояла в большой квадратной прихожей со множеством дверей в разные стороны и с любопытством оглядывалась.
Алексей оторвался от мыслей о черном костюме и на всякий случай незаметно для Ксюшки постучал костяшками пальцев по деревянной обшивке стен.
— Куда хочешь, — сказал он, загадав глупое детское желание, смутно надеясь на что-то и в душе смеясь над собой… — Куда тебе сердце идти велит.
Ксюшка еще раз быстро огляделась, сделала несколько шагов, вернулась назад и тронула рукой первую дверь слева. Эта дверь абсолютно ничем не отличалась от всех остальных. Не считая того, что именно эта дверь вела на половину Алексея.
— Вот сюда сердце велит… — Ксюшка оглянулась, поймала напряженный взгляд Алексея и отдернула руку.
— Или сюда нельзя?
Алексей с облегчением, удивившим его самого, засмеялся, шагнул к ней, обнял ее за плечи и, распахнув дверь, ввел на свою половину, радостно бормоча ей в макушку:
— Вот как раз сюда и можно, просто необходимо как раз сюда, именно сюда и никуда больше…
— Почему? — Ксюшка подняла лицо и заглядывала ему в глаза удивленно и даже настороженно. Алексей опомнился, снял руку с ее прямых узких плечиков, но по инерции все-таки проговорился:
— Я загадал: если ты сама эту дверь выберешь — тогда…
— Ой, не говори, не говори, не говори, — закричала Ксюшка и даже попыталась зажать ему рот рукой. — Желание нельзя рассказывать. Задумал — и молчи. А то не сбудется.
Она пошла по длинному широкому коридору, который тянулся вдоль всего левого крыла дома, выглядывая в каждое окно, закрытое легкими жалюзи, и трогая пальцами каждую дверь, покрытую светлым прозрачным лаком. Она прошла мимо четырех окон и четырех дверей, в конце коридора остановилась, заглянула за угол и повернулась к Алексею: