Чужая ноша
Шрифт:
– Да, я сейчас минут через пять спущусь…
Родители, переглянувшись между собой, в ожидании посмотрели на дочь.
– Я… пойду. За мной Вадим приехал, – Лариса развела руками и неуклюже поднялась. Испытывая чувство вины перед родителями, но, в то же время, и облегчения за то, что ей уже не надо будет скрывать отношения с Вадимом, и гордости за себя, что смогла вот так решительно заявить о своих чувствах, она скованно улыбнулась:
– Пойду?..
Родители оба молча кивнули. Лариса еще с секунду потопталась с ноги на ногу, словно в слепой надежде хоть на какую-то словесную реакцию родителей и, так ее и не дождавшись, несмело усмехнулась:
– Жаль, что вы видите эту ситуацию лишь с одной стороны… Если бы вы пообщались с Вадимом, он бы вам понравился. Попробуйте
В машине Лара набрала номер Инги и пересказала той все, что удалось узнать у мамы, как в их доме оказались амулеты.
Инга весь день провела в размышлениях. Все, что она ни делала, она делала машинально. Мысленно и даже вслух анализируя всю ту информацию, что ей удалось собрать касательно Единения, она пыталась состыковать ее с теми несчастными случаями, которые произошли. Благо, на сегодняшний день не было назначено ни одной клиентки, а Лёка прямо с утра умчалась на радиостанцию и еще на какую-то важную для нее встречу. Так что Инге никто не мешал ходить по комнатам, вслух разглагольствовать и внезапно менять траекторию движения, чтобы броситься к столу записать на листке возникшую мысль. На кухонной стене вместо одного исчерканного листочка было прилеплено уже целых три, на которых Инга постаралась схематично изобразить всю раздобытую информацию. Многое не состыковывалось, а то, что уже состыковалось, через минуту оказывалось рассыпавшимся.
– Хреновый из меня детектив! Хреновый, – Инга, остановившись перед большим зеркалом, вслух поставила себе оценку. Отражение, повторяя за ней произносимые слова, согласилось с тем, что из Инги детектив – хреновый.
Дым от выкуриваемых от одной за другой сигарет уже тяжелым сизым туманом заполнил собой не только кухню, но и комнаты.
– С ума можно сойти! И я сойду, если не смогу разгадать, что же эта Йола наколдовала такое, и как это снять…
Она вновь вернулась на кухню к своим листочкам и на четвертом – чистом – просто под цифрами в столбик записала все «звенья»:
1. Лара и Вадим связаны Единением.
2. Амулет носила Лара, носил Вадим. Познакомились практически сразу после того, как стали носить амулеты.
3. Алене являлась женщина, которая звала куда-то и хотела забрать свое. Женщина являлась бабушке. О ней предупреждала бабушка Ларису через сны. Ее же якобы сбила Лара. Ее же видела и я во сне. Кто она? Что хотела забрать?
4. Бабушка Лары перед своей смертью сдернула с себя амулет. Амулет вернули ее сестре, которая потом оба амулета передала Лариной маме.
5. У Ларисы – женская половинка Кольца. Вадим носил мужскую. Все правильно.
6. Мужскую половинку похоронили вместе с Аленой.
7. После смерти Алены Ларисин амулет (женская половинка) потемнел. Вчера, когда Лара мне показала амулет, он стал светлее.
8. Когда Лара ходила к Леонелле, проклятие еще не проснулось. Видна была энергетика, исходящая от амулета (ее увидела и я – мощное облако черной энергии), но проклятие, как сказала Леонелла, «спало». Проклятие – это заклятие Йолы?
9. Алена на тот момент (см. п. 8) еще была жива.
10. Леонелла сказала, что наложение проклятия связано с использованием крови (кровь Амы и ее любимого) и могильной земли (?).
11. Влад и Саша перед своей гибелью признались Ларисе в чувствах (имеет ли это значение?) и спасли ее от гибели.
12. Ларисе продолжает угрожать опасность. Ее защита может оказаться сломленной в любой момент, и тогда быть беде.
13. В вещем сне бабушка сказала мне, что снять Единение можно лишь смертью. И добавила, что я не на того думаю, не за того боюсь. И скоро кто-то из нашей семьи присоединится к ним.
… Проснулась она рано утром. Ее словно рывком выхватило из сна. Инга резко села и открыла глаза. Что-то такое ей только что приснилось… Что-то, что вытолкнуло ее из сна, словно пробку – из воды. Какая-то мысль, фраза, внезапно пришедшее в
Инга переоделась в домашний костюм и неторопливо умылась. Войдя на кухню, она бросила взгляд на настенные часы: восемь двадцать. Рановато для нее… Поставив чайник, Инга достала из шкафчика металлическую коробку с заваркой. Повернувшись с коробочкой к столу, она по уже сложившейся за два дня привычке машинально пробежалась взглядом по приклеенному на стену листку. И в тот момент, когда она засыпала заварку в чайничек, в ее голове словно сложились все разрозненные детали головоломки в правильную фигуру, и от внезапно пришедшей разгадки рука дрогнула, и заварка просыпалась на стол.
– Вадим! Это он должен погибнуть, а не Лариса!
XXVII
С утра Вадиму неожиданно позвонил доктор из клиники – сам, не администратор, что несколько удивило. Извинившись за беспокойство, доктор поинтересовался состоянием его колена.
– Ничего, нормально. Почти не беспокоит.
– Чудесно, чудесно! – доктор, прозванный Вадимом «чудесный» за его привычку к месту и не к месту произносить слово «чудесно», обрадовался так, будто ничто больше не могло его порадовать. А затем, сделав небольшую паузу и откашлявшись, вежливо поинтересовался, не может ли господин Дохновский подъехать сегодня в клинику для одного деликатного разговора.
– Попробую, – Вадим удивился, но все же пообещал отпроситься с работы пораньше.
– Вот и чудесно! Я Вас в любом случае дождусь.
…Инга еле дождалась того часа, когда можно было бы позвонить, чтобы звонок не оказался уж слишком ранним, Марье Алексеевне, так любезно рассказавшей про Единение. Она решила пока ничего не говорить ни Вадиму, ни Ларе о своих умозаключениях, пока не поговорит с Марьей Алексеевной и не убедится в том, что верно разгадала загадку.
Пожилая женщина любезно согласилась принять Ингу у себя и назначила встречу на три часа.
…Вадим долго не мог вникнуть в то, что ему говорил улыбчивый доктор, который сегодня вместо улыбки наклеил на физиономию скорбное сочувствие. Вернее, отказывался вникать в то, что прекрасно слышали уши, но не воспринимало сознание. Какие анализы? Какие результаты? Черт их всех разберет – этих эскулапов с их таинственными обследованиями, на основании которых они потом таким вот будничным тоном выносят чудовищные вердикты.
– Я понимаю Вас, молодой человек. Прекрасно понимаю Ваше состояние, – доктор, отводя взгляд, в неловкости прокашлялся. «Ни черта ты не понимаешь! Не ты сейчас сидишь на этом стуле, и не тебе только что намекнули на то, что совсем скоро ты умрешь от рака…» – Вадим почти с ненавистью посмотрел на врача. Почему-то он чувствовал себя героем какой-то дешевой мелодрамы – очень ситуация напоминала картинную, когда главному герою в расцвете лет ставят страшный диагноз, от которого он потом по сценарию чудесным образом излечивается.
– Так вот, молодой человек… Анализы показали… Но чтобы быть уж точно уверенными, надо бы…
– Сколько у меня времени? – Вадим, перебив чудесного доктора, недрогнувшим голосом спросил. Ему все еще казалось, что сейчас вот неожиданно щелкнет киношная «хлопушка», и режиссер громко объявит в мегафон: «Стоп! Снято!».
– М-м-м, понимаете, молодой человек… – а доктор не торопится открывать сразу все свои тайны, словно хочет еще потребовать выкуп за информацию. Или, гад, специально так тянет, растягивая садистское удовольствие?
– Даже при высоком уровне современной медицины… Но на такой стадии заболевания, если оно окончательно подтвердится…
– Сколько? – Вадим нетерпеливо поторопил. И почти с любовной ненавистью посмотрел на доктора. Зануда!
– Три-четыре месяца, – доктор послушно выдавил с такой миной, будто только что расстался с уже полюбившимся ему сокровищем.
– Ясно, – Вадим, наморщив лоб, развел руками. – Нет вопросов. Ну, я пошел?
И, не дожидаясь ответа «чудесного доктора», поднялся со стула и вышел за дверь.