Чужая в чужом море
Шрифт:
— Бустер! – перебила Элеа.
Позади пузыря вспыхнул факел бледного почти бесцветного пламени, и машинка стала все быстрее карабкаться вверх. Всего через четверть минуты, она уже превратилась в мерцающую точку на фоне голубого неба, а затем исчезла… И почти тут же возникла в поле зрения камеры спутника. Казалось, пузырь всплывал из сероватой дымки верхних слоев атмосферы, как обычный пузырек воздуха – из слоя жидкости.
— Насколько это опасно? – спросила Жанна.
— Менее опасно, чем гнать по шоссе 100 миль в час, или чем летать на аэробусах.
…
За
…
=======================================
89 – Маленький ВОЕННО–СЕМЕЙНЫЙ скандал.
Дата/Время: 1 марта 23 года Хартии. Утро.
Место: Место: Меганезия, округ Вест–Кирибати,
Атолл Арораэ, моту Рорети, Зал Верховного суда.
=======================================
К началу судебного заседания, стол в гостиной был сервирован в троглодитском стиле, иначе говоря – мясо и печеные овощи свалены на большое блюдо, а гостям была дана возможность самостоятельно найти приборы для еды — или пользоваться пальцами. Что касается Элеа, то она выбрала последний вариант, причем умудрялась одновременно жевать и комментировать происходящее на экране.
— По ходу, рабочая тройка: Макрин Ког, Тин Фан и Ашур Хареб председатель. Прикол: такой состав попросил прокурор, Курт Эйнфогел из Гааги. Остальные трое, видите ли, необъективны. Грендаль Влков — европофоб, Джелла Аргенти милитаристка, а Долфин Бонанза летает на флайке, купленной у Штаубе. Не будь прокурор дебилом, он бы все сделал наоборот, потому что худшую для него тройку даже вообразить невозможно.
— Вот как? – удивилась Жанна, — А если подробнее.
— Типа, дебильная логика, — пояснила меганезийка, — Ашур этнический араб – значит, сочувствует исламистам. Макрин этнический юро — значит, сочувствует европейским оффи. Тин Фан – биомеханическая гуманистка, значит…
— Ух ты! – перебил ее Фрэдди, — Биомеханический гуманизм! Как у меня!
Жанна щелкнула пальцами.
— О! Надеюсь, теперь–то ты объяснишь мне, что это за спец–гуманизм? Я помню! Ты обещал еще по дороге на Аитутаки, когда я впервые об этом…
— Штаубе вызвали давать показания, — перебила Элеа.
***
Бывший министр ВВС Шонаока уверенно пересек холл–террасу отеля (которая была временно превращена в зал суда), и остановился на сине–зеленой циновке (место для выступлений свидетелей). Он был одет в простую полевую офицерскую форму армии шонао. На груди блестели два ордена: золотой гепард и лазурный орел.
— Сен Штаубе, — начал Ашур Хареб, пожилой худощавый араб, одетый в легкое белое кимоно, — Надеюсь, вы в курсе, что Гаагский трибунал просит передать вас органам международной юстиции, в связи с актом криминальной агрессии – бомбардировкой воздушного флота другого государства, выполненной по вашему прямому приказу.
— Да, ваша честь, я в курсе.
—
Международный прокурор говорил примерно четверть часа. Его не прерывали. Ашур листал журнал «Comercia y Nautica de Pacific». Макрин (представительный 40–летний дядька средне–европейского типа, в просторном спортивном костюме) курил толстую сигару. Тин Фан (молодая изящная вьетнамка, носившая открытый комбинезон типа «koala») рисовала на листе бумаги фантастических бабочек. Штаубе смотрел в сторону лагуны – над ней кувыркались в воздухе два оранжевых «Vitiare» (сотрудники фирмы беззастенчиво использовали скопление людей для рекламы своих машин). Как только прокурор завершил свою речь, экс–министр повернулся к судьям.
— Извините, я должен что–то ответить этому человеку?
— Это было бы желательно, — подтвердил Ашур.
— Хорошо, — Штаубе кивнул, — Я буду краток. 3 года назад я, по зову сердца, вступил в Народную Армию Освобождения Шонао. Интересы этого народа я принял, как свои личные, и сражался за его свободу в подполье на территории врага, затем в небе над Африкой, а затем на посту министра ВВС. Я изучил авиацию врага, его тактические и стратегические приемы, его стиль действий в обороне и нападении. Это позволило мне сначала дать руководству страны рекомендации по уничтожению вражеских агентов в Шонаока, затем уничтожить в воздухе элитный экспедиционный корпус врага, а затем, перейти в наступление и уничтожить вражеского лидера. Это не агрессия, а напротив, защита от агрессии. Ни один солдат шонао не вторгался на территорию Сарджа. Это боевики эмира Аккана вторгались или тайно проникали на земли Шонао, устраивали исламские мятежи против законного правительства и геноцид мирного населения. Я исполнял долг солдата. Если это — преступление, то я – преступник. У меня – все.
— А, кстати, кто объявил войну между Шонаока и Сарджа? — поинтересовался Макрин.
— Президент Чоро Ндунти, в ответ на исламский мятеж, поднятый агентами Сарджа.
— И где были вы в этот момент?
— Я был в Сарджа, в подполье. Я внедрился в эмирские ВВС в качестве мастер–пилота. Сразу после начала войны, эмир приказал мне доставить в Шонаока 600 карателей, и десантировать их недалеко от Лумбези. Я ликвидировал их, после чего приземлился в дружественной стране, Мпулу. В Шонаока не было подходящей посадочной полосы.
— Вы открыли люки на высоте 12 км, и эти бойцы задохнулись? – уточнила Тин Фан.
— Совершенно верно.
— А вы догадывались, что эмир Аккан, в ответ, уничтожит вашу семью?
Штаубе несколько раз сжал и разжал кулаки, прежде чем ответить.
— У меня были такие опасения, но я думал, что он просто расторгнет брак моих жен со мной и отдаст их какому–нибудь офицеру в качестве наложниц. Видите ли, ваша честь, эмирская военная полиция полностью контролировала обстановку в моем доме, и эмир знал, что мои жены ни в чем не участвовали. Дети — тем более. Они были совсем крохи.
— Эмир вам не доверял? – спросил Ашур.
— Да, ваша честь. Я был «фрэнг», иноплеменник–европеец, хотя и принял ислам.
— Тогда почему он поручил вам такую ответственную военную миссию?
— У него не было других пилотов, способных управлять аэробусом такого класса, тем более — наспех переделанным аэробусом, который иногда вел себя нештатно.
— А зачем вы вообще взяли четырех жен и завели детей? – поинтересовалась Тин Фан.
— Таково было пожелание эмира. Если бы я отказался, это было бы подозрительно.