Чужая война

Игнатова Наталья Владимировна

И зачерпнув той Силы, что хлестала из глубины горы, скрутив ее, как скручивал собственную, я ударил в хисстара всей мощью, какую только мог осилить сам. А мог я много. И воин вспыхнул, огненным смерчем пройдя по комнате, сметая все на своем пути, выплавляя в камне стеклянистую дорожку.

Обожгло пальцы – это расплавилась, потекла серебряная оправа рубинового перстня. Я снял драгоценность и бросил на каменный пол. Звякнуло тонко. Задребезжало обиженно. Горько.

И стихло все.

«Как-то там сейчас Тарсаш?» – подумалось почему-то, когда я шагнул в провал.

* * *

День

полета, скажу я тебе со всей откровенностью, принц, это достаточно много. А день свободного полета – это намного больше, чем много. И вообще, когда теория совпадает с практикой, такое событие заслуживает более пристального внимания, чем то, что я ему уделил. Хотя у меня есть смягчающие обстоятельства. Мне было не до сопоставлений.

Теория же гласит: тело в свободном падении нагревается от трения о воздух.

Я о теории вспомнил, уже когда вокруг полей, что я поставил, бушевало пламя – любо-дорого посмотреть. Причем я-то смотрел изнутри. А как оно выглядело снаружи, могу только представлять. И то с трудом.

И еще, знаешь, из головы не шли слова этого хисстара, сказанные перед смертью. Когда он говорил, что Темный простил бы, он ведь не меня, он себя имел в виду. Свою вину. То, что он считал виной, но что на самом деле ею не было.

Странное это чувство – осознание себя предателем.

Однако размышления размышлениями, а внизу, трудноразличимые за сплошной стеной огня, замаячили острые каменные колья. Не очень-то гостеприимные, несмотря на то, что поставлены они там были специально для гостей. Бывают такие гости, которые кроме посажения на кол ничего не заслуживают.

Я бросил себя аккуратненько между остриями. Огляделся. Узрел узенький проходец, скорее щель. А за ним открылась просторная пещера. От высоченного свода вертикально вниз уходила стена. Раскаленный докрасна, но еще не плавящийся камень. Пылающий жар. Оглушающая, чарующая Сила.

Да.

И скелет на полу.

Кто бы он ни был, он сделал все, что сделал я. И умер здесь. Ну, Эльрик? И что дальше?

Айнодор. Лассэдэлл

Скажи мне, мой король, Зачем ты рвешься в бой?..

Элидор

Я оказался в самом центре праздничной кутерьмы. Не я создал ее, но я послужил причиной, и сейчас казалось, что я попал… как это называл Эльрик? в глаз бури? Что-то такое или очень похожее.

Плачущая мама.

Отец, словно светящийся от радости.

Наргиль, который умудрялся одновременно отдавать кучу приказов, радостно наворачивать круги около меня и весело пытаться охмурить мою Кину.

Ее я представил родителям, как только мне дали вставить хотя бы словечко. Кина попыталась было стушеваться в обществе их императорских величеств. Но сделать ей этого не позволили.

Как только прошло первое изумление и у встречавших закончились первые слова для дорогого блудного сына, нас отправили приводить себя в порядок и переодеваться с дороги. Как нам объяснили, вечером должно было начаться

основное торжество.

Через полчаса ко мне зашел Наргиль.

Я к тому времени уже успел вымыться и одеться и теперь сидел у окна, рассматривая толпу эльфов, стремительно собирающуюся у дворца, и пытаясь осознать свое новое положение.

– Будут какие-нибудь распоряжения. Ваше Высочество?

– Ты в состоянии разговаривать о делах сейчас?

– Конечно, Ваше Высочество. – Наргиль перестал улыбаться.

– Насколько я помню, ты отвечаешь за внешнюю политику Айнодора?

– Верно.

– Я хотел бы услышать твое мнение о том, что сейчас происходит на Мессере.

– На Мессере?

– В мире. – Икбер-сарр! Я уже не замечаю, что вставляю слова на зароллаше. Нужно следить за речью.

– Судя по всему, там начинается очередная заварушка. «Передел мира» – как это называют люди. Пятый передел на моей памяти. В любом случае Айнодора это никак не коснется.

– Мир меняется, Наргиль.

– Айнодор вечен.

– Двадцать лет назад был похищен наследник престола. Подожди, – остановил я уже начавшего говорить Наргиля. – Полгода назад произошел совместный напет орков и людей на северную часть Айнодора. В Эзисе и Готской империи к власти пришли люди, получившие страшную магическую силу. Ты слышал что-нибудь о Готландии?

Наргиль отрицательно покачал головой.

– Ты по-прежнему будешь утверждать, что Айнодора это не коснется?

– Ваше Высочество. – Капитан начал отвечать мне, тщательно подбирая слова. – Это слишком серьезный разговор, чтобы начинать его немедленно. Давайте отложим все до окончания празднеств.

– Сколько они будут продолжаться?

– Недолго. Месяца полтора-два.

– Сколько?!

– Мы были не готовы к вашему приезду, поэтому и праздник будет таким недолгим.

Я, наверное, минуты три переваривал услышанное. Все это время Наргиль стоял рядом и, как мне казалось, сочувственно молчал.

– Наргиль, будь готов к разговору самое позднее через три дня.

Что страшного, ответь, В покое мирных дней? Зачем холодный меч на брачном ложе? Зачем так полон рог в безумии пиров, А песни бардов так просты и пошлы? Что гонит плетью в ночь? Чьи призраки тревожат? Что страшного быть может В уюте и тепле?..

Горькая и какая-то отчаянная песня преследовала меня. Кина спела ее однажды на каком-то из наших привалов. Песня о нас. О нас четверых. Она неуместна была на Айнодоре.

Поначалу я чуть не сбежал отсюда. Весь этот праздник, все это… Это было настолько не мое, настолько далеко от меня. От монаха ордена Белого Креста. От бойца класса «элита». Я так и не смог почувствовать себя принцем. Я был бойцом ордена. Тем, кто приходит куда угодно, выполняет задание и исчезает. Здесь же все было наоборот. Не я приходил, а меня везли («Дорогу Его Высочеству!»). Не я делал что-то, а за меня делали («Первое блюдо Его Высочеству!»). И, самое главное, я не мог смыться. Вокруг меня постоянно находилось около двадцати эльфов.