Чужая жена
Шрифт:
Улыбаясь, я подошла к мужу и обняла его.
— Вот за это я Вас и люблю, господин Мансур. — Привычно целуя его в подбородок, в миллиардный раз за нашу совместную жизнь произнесла я.
— За то, что меня одурачила кошка? — Привычно глядя на меня с теплотой и любовью, пошутил он.
— Нет, за твое доброе сердце, — я положила руку ему на грудь и почувствовала спокойный стук этого самого сердца.
— Это ты сделала его таким, Ангелок, — своей любовью и терпением. — Накрывая мои губы нежным поцелуем, прошептал он. — И, да, я люблю тебя еще сильнее.
Да, любит. Так как никто не способен
Бонус
Тридцать дней воздержания.
Никогда не думал, что это будет такой пыткой для меня. Секса с Ангелком не было уже три месяца. Ее беременность была не самой легкой. Плод был большим, и врачи опасались осложнений, вследствие чего последовал запрет на физическую близость. Но если вначале я воспринял это легко, заботясь о самочувствии Шехназ, то после родов во мне все бунтовало, требуя близости с женой. Новость о том, что она больше не беременна, как будто сорвала все шлюзы, сдерживающие мою похоть.
Мне просто «сносило крышу», и я боялся лишний раз дотронуться до нее, опасаясь, что она поймет, что творится в моей больной голове. Ей и так хватало забот: сын был очень беспокойным и она уставала. Хоть и не жаловалась, говоря, что это ненадолго, и мы еще будем скучать по этому времени, не заметив, как быстро оно пролетит. От моего предложения нанять няню Шехназ категорически отказалась, заявив, что некоторые женщины рожают подряд нескольких детей и вполне справляются со своими обязанностями. Так почему же она должна перекладывать все на незнакомую женщину? К тому же наша дочь — лучшая помощница, какая только может быть.
В этом я был с ней полностью согласен. Четырехлетняя Пироженка души в Аслане не чаяла. Готова была часами сидеть с ним рядом, поглаживая и пытаясь успокоить. Без устали качала его в люльке, категорически отказалась ходить в садик, сказав, что только потеряет время зря, пока ее Арбузик растет без нее.
Такая привязанность стала облегчением для нас, ведь мы с Ангелком боялись ревности дочери, привыкшей быть в центре внимания. Но о ревности не могло быть и речи: дочь взяла шефство над братом с первых минут его жизни, следя, чтобы он ни в чем не нуждался.
— Он ведь маленький и не может даже сказать, чего хочет. Поэтому, в пелвую очеледь, мы должны заботиться о нем. Плавда, Албузик? — Мягко поглаживая брата по животику, как мы ее научили, спросила Ася. — А как мы его назовем? — Вдруг спросила она.
Мы с Ангелком переглянулись, так как с именем у нас возникли некоторые сложности. Мы даже отложили оформление свидетельства о рождении. До родов Ангелок не думала об этом, считая, что это дурной знак. Я не стал настаивать, понимая, что страхи беременной женщины не стоит оспаривать или называть глупыми. А после родов мы никак не могли придти к согласию. Нам не нравился ни один из вариантов. Обычно имя выбирали старшие в семье, но нам не у кого было спросить совета. Выбор оставался за нами, но сделать его никак не получалось.
— Он же не может оставаться Албузиком. У всех
Шехназ, сидевшая на краю кровати, встретилась со мной взглядом, выдавая все чувства, переполнявшие ее.
— Аслан?
— Аслан!
Мы произнесли это одновременно.
— Звучит идеально, — прошептала Ангелок, улыбаясь одними глазами, как умела делать только она.
— И как мы только его пропустили, — накрывая ее руку над головой сына, согласился я.
— О чем задумались, господин Мансур? — Выплывая из ванной в одной из своих шелковых сорочек и вытирая мокрые волосы, спросила жена.
Я тяжело сглотнул от вновь ощущаемого желания и подавил его. Представил ее стоящей голой под струями воды…
— О том, что я самый счастливый человек на свете, — всеми силами пытаясь успокоиться, я провел руками по влажным волосам. Что со мной не так? Как можно быть таким эгоистом?
— Ты не выглядишь счастливым, — отбрасывая полотенце и приближаясь к кровати, хитро прищурилась Шехназ. Она опустилась коленом на кровать, и мне открылся соблазнительный вид на ее налившуюся после родов грудь. Черт! Стараясь не смотреть и не фантазировать о том, с каким удовольствием распластал бы ее под собой, я сосредоточился на лице жены.
Я не понял ее настроения и настороженно ожидал дальнейших слов. После родов она стала еще более чувствительной, могла удариться в слезы из-за любой мелочи, шокируя меня и заставляя волноваться. В такие моменты я просто не знал, что и делать, чувствовуя себя беспомощным. Каждая ее слезинка глубоко ранила мою душу…
— Хочу кое-что сделать, — прошептала она, смущенно закусив нижнюю губку и смотря на меня своими ангельскими глазками. Без макияжа она выглядела так свежо и молодо, что я невольно почувствовал себя почти стариком.
— Но ты должен пообещать мне, что выполнишь одно мое условие и будешь молчать. — Она подползла ко мне поближе выглядя очень взволнованной.
— Ты меня пугаешь, Ангелок, — сказал я, попытавшись отбросить все пошлые мыслишки в сторону.
— Напуганной сейчас должна быть я, — она издала нервный смешок. — Очень надеюсь, что дети не проснутся в самый неподходящий момент. — Шехназ потянулась и открыла ящик прикроватной тумбочки, доставая из него полоску черной ткани. — Я завяжу тебе глаза, и с этого момента ты будешь делать только то, что я скажу. И молчать, — тут же добавила она, заметив, что я уже готов засыпать ее вопросами. — Пожалуйста, Мансур! Иначе я засмущаюсь и ничего не смогу сделать! — Взмолилась она, шокируя меня своими действиями.
Я не успел ничего ответить, как Шехназ накрыла мои глаза повязкой и, сделав узел на затылке, погрузила меня в темноту.
— Молчи, — повторила она, накрыв мои губы пальчиком и глубоко вздохнув. — Пожалуйста.
Нежный рот накрыл мои губы, вызывая дрожь предвкушения, и все протесты тут же были отброшены. Поцелуй настолько захватил меня, что я даже не сразу отреагировал, когда она, прервавшись, толкнула меня на подушки и забралась на мои бедра. Теперь мои сомнения исчезли, я догадался о ее задумке, и моя кровь забурлила от желания.