Чужая женщина
Шрифт:
У нее голос все еще рассеянный, все еще хрипловатый. Она из его объятий высвободится пытается, но он жмет еще сильнее, и мне в какой-то момент захотелось отодрать его от нее и искромсать ему лицо ножницами. Лежащими у Герыча на столе.
— Гром, тебя домой подбросить? Ты прости, что я тут с ней… испугался, когда позвонили.
— Я сам. Мою машину пригнали.
Солгал и взглядом с Герой встретился, тот поджал губы и покачал головой.
— А, ну и ладно тогда. Я еще наберу тебя. Так эту услугу не оставлю. И завтра к нам приезжай… у Зореньки моей День Рождения. Она не хотела отмечать, но я теперь твердо намерен устроить вечеринку. Надо
— Денис.
— Я сказал надо.
Он уводил ее, а я вслед смотрел и кулаки все сильнее сжимал. А потом голос Геры рядом услышал.
— Ты какого хера творишь? Ты реально ее трахаешь? Ты вообще понимаешь, во что лезешь?
Повернулся к Герычу и хлопнул по плечу.
— Тебе показалось. Я к Ирке вчера вернулся.
Потом я на такси за тачкой своей ехал, а когда за руль сел понял, что сегодня к Ире перееду. На хрен. Пусть все катится к черту. Машину у дома оставил и пошел за вещами. Лифт, как всегда, не работал, и я на лестнице столкнулся с соседкой. Тут же стыдно стало. Я извинения долго просил, сумки ей помог отнести. Она причитала, что сын давно не приезжает, что невестка ее Славика против матери настраивает. А когда дверь ключом открывала, вдруг повернулась ко мне и спросила?
— А вы с Зоренькой помирились?
Я нахмурился и так с сумками и застыл.
— Вы откуда ее знаете?
— Так как не знать. Соседи ж наши были с нижнего этажа. Отец-военный и сестра такая, вся расфуфыренная с кавалерами поздно возвращалась.
— Ничего не понимаю. Какие еще соседи?
Соседка по одному пакету у меня забрала и в коридоре поставила на пол.
— Зорька мне часто в магазин за хлебом бегала. Косички у нее еще были бубликами. Такая девочка хорошая. Однажды в участок ее забрали, у меня аж душа разболелась. Как же вы не помните? Такая славная. Влюблена в вас была… Вы как на работу идете, она на лестницу выбежит и в окошко провожает. Я думала, вы теперь вместе… даже переживала, что поссорились. Опять бедняжке не повезло. Ну я пойду. Мне еще суп варить и Джина кормить.
Она дверь захлопнула. А я так и остался стоять с открытым ртом и застывшим взглядом.
"— Я тебя сучку малолетнюю в колонию посажу, поняла? Мать за дверью плачет, отцу на работу звонили, а ты мне тут в несознанку играешь? Быстро сказала, какого хрена кошелек у Алферова украла? Навел кто?
— Захотелось. Что вы орете на меня? Украла и все. Нет никакого смысла и подтекста, — а сама на губы мои смотрит. — У вас губы пахнут мятой.
— Короче так, Зара…
— Зоряна я, а не Зара. Зара — это совсем другое имя.
— Плевать, хоть зорька ясная. Так вот слушай меня внимательно, дура малолетняя. Ты сейчас отсюда вместе с матерью выйдешь, и чтоб не видел я тебя больше, ясно?
— Нет. Ничего мне не ясно. Я украла — накажите меня.
— Кошелек вернула — дело закрыто.
— Ннннет… не вернула. Я там сто рублей потратила. Меня задержать надо.
— Заткнись. Заткнись, я сказал. Не до кошелька мне этого, ясно? Все, давай, вон пошла. Спасибо скажи маме своей и вали отсюда.
— Она вам денег дала, да? Поэтому вы меня отпускаете? Продажный мент, вот вы кто.
— Ты чего добиваешься, идиотка? Сесть хочешь? Ты на малолетке ноги протянешь в первый же день. Там таких отличниц, как ты, щелкают орешками. Зэчки оттрахают во все дыры и сделают из тебя подстилку.
— Пусть… я ведь в предварительном здесь буду… с вами рядом, да?"
Твою ж мааааать… Зорянааааа…
Глава 16. Олег
Я так и не уснул до утра. Думал о том, что соседка сказала. Курил и думал… часами, монотонно, под бой часов и урчание кота. От никотина уже тошнило и разъедало глаза. Один раз звонила Ира, спросила, все ли у меня нормально. Странно, когда-то я этого хотел, потому что отвыкать было тяжело, а сейчас уже не имело значения. Ответил без желания, даже не помню, что именно. Кажется, соврал. Зачем? И сам не знаю.
Я теперь вообще ни черта не знаю. Вспоминаю по крупицам образы из прошлого. Ее на лестнице, угловатую с огромными глазами и торчащими коленками. Тащила наверх свой рюкзак. Пару раз подцепил его за лямки и поднимал к ее двери. Я даже не видел ее. Точнее, видел, но она для меня была бесполым существом. Ребенком.
Помню, как допрашивал ее, и как мать руки заламывала, умоляла отпустить и дело не заводить. Конечно, конверт мне подсунула. Я не взял. Да, я был именно таким придурком. До тошноты правильным, до оскомины. Я считал, что должен быть кто-то, кто, б***ь, не продастся, кто всегда за правду до самого конца, потому что если никто, то настанет конец света.
"— Гром, ты больной на голову? Это сын Полякова. Ты знаешь, кто такой Поляков?
— Насрать. Он трахал эту девочку. Он ее трахал, а ей всего тринадцать, мать твою. Неужели у тебя доллары в глазах лицо дочери затмили? Сколько Аллке? Одиннадцать? Представь, что через три года ее какой-то мудак богатый трахнет насильно, а я приду к тебе и скажу — это же сын Полякова.
— Это не моя Аллка.
— Ну да. Раз не твой ребенок, а чужой, можно совесть замылить бабками?
— Ее родителям по хер, они алкаши.
— Значит так, да? За нее некому заступиться, и можно не наказывать козла? Мудила ты сам, Аверин"
Потом меня прессовали так, что я блевал кишками на асфальт, натирали моей физиономией до блеска бордюры. В себя пришел в больничке. Оклемался примерно через неделю. Девочка повесилась, а мудака отправили учиться за границу. Вот такая справедливость. Так вот для меня эта девочка с косичками-бубликами была примерно такой же, как та… которую не спас. И лет почти столько же. Но какое-то время меня преследовали странные образы. Я их отгонял водкой. Мы с Иркой тогда как раз начали сильно скандалить. Она Ташей беременна была. То ли у нее гормоны бушевали, то ли я сорвался с цепи. Она в очередной раз ушла, а я набрался до полусмерти. Помню, кто-то помог мне домой добраться. Все расплывается в мареве алкоголя… но лицо на ее лицо похоже. Я урывками вижу, как раздевала и на постель укладывала, а потом под собой тело девичье помню. Грудь маленькую, ноги худые. То ли снилась она мне… то ли. Черт.
Я за голову двумя руками взялся, стараясь изо всех сил напрячь память, но ее словно ножницами покромсало, и где-то читабельно, где-то совсем нет. Всхлипы в ушах стоят, запах клубники, волосы очень мягкие, и так туго в ней… так безумно туго, что я кончил через пару толчков. Утром проснулся… Утром…
Простынь в крови была, как и моя физиономия, потому что я с кем-то подрался. Я ее сгреб и в стиралку засунул. Снова перед глазами девичий силуэт на моей постели, я ноги в сторону развожу и беру ее, а она глаза закатила и что-то шепчет. И сейчас… сейчас я почему-то видел лицо Зоряны, а не стертые линии и светлое облако волос.