Чужая жизнь
Шрифт:
– Не знаю, кто и что тебе вчера говорил, но уверяю, это точно была не я. – Голос Кати был тверже металла. – Я ничего никому не обещала, Дима. Последнее, что я помню, это как у меня закружилась голова, и я вырубилась. Всё. Что там тебе потом привиделось или причудилось, не знаю как даже назвать, ко мне никакого отношения не имеет.
Пока она собирала вещи, Димка сидел в полной прострации не в силах даже пошевелиться. Неожиданная перемена в её настроении стала для Рожковского настоящим потрясением. Словно выбили почву из-под ног. Он
– На следующей неделе я подаю на развод. – На всякий случай предупредила его жена.
– Да, пожалуйста!
Впервые за все время Димка вспылил и повысил голос. Ему хотелось вообще закричать и расколотить все, что под руку попалось, но он сдержался.
Катя между тем собрала сумку и присела на стул.
– На дорожку. – Изрекла она с ехидством.
– Уходи ты уже. – Поторопил её Димка, но девушка только усмехнулась.
– Гонишь меня? Раньше ты не был таким резким.
– Просто плохо тебя знал.
Димке хотелось, чтобы она поскорей ушла. Может быть, тогда не будет так больно.
– Знай, я никогда тебя не любила. – Катя встала и, улыбнувшись ему в последний раз, вышла в прихожую. Когда за ней захлопнулась дверь, Димка выдохнул, переваривая брошенные напоследок обидные слова.
Никогда не любила.
Тогда к чему это недельное представление? Зачем лицемерить и заставить снова его поверить в её любовь? Неужели только для того, чтобы потом сделать еще больней? Рожковскому не хотелось верить, что Катя могла так бессовестно лгать.
Но факты говорили сами за себя. Она ушла. Навсегда исчезла из его жизни, заставив перед этим снова по уши влюбиться в неё.
Когда после обеда Машу перевели в общую палату, к ней пришла мама. Они долго сидели, обнявшись, и плакали. Маша с болью в сердце отметила, как еще больше осунулась и похудела её мамочка, какое у неё бледное лицо и синюшные круги под глазами.
– Теперь у нас все будет хорошо. – С надеждой в голосе произнесла Зинаида Евгеньевна. – Главное, чтобы ты поправилась. – Она погладила Машу по щеке. – Доченька моя дорогая, как же я тебя люблю!
Когда мама ушла, мысли Маши снова вернулись к Димке. До чего же она привязалась к нему за последнюю неделю!
И тут её бросило в холод. А что если Димки на самом деле не существует? Что если все это ей привиделось за время, пока она находилась в коме?
Нет, такого не может быть! Сердце Маши застучало быстро-быстро, готовое выскочить из груди. Рука невольно потянулась к телефону. Только
Димка очнулся от оцепенения только когда зазвонил его сотовый. Глянув на часы на стене, он понял, что просидел в трансе несколько часов, которые показались одной минутой. Телефон лежал на столе, и до него было несколько метров, которые требовалось еще преодолеть, а сил совсем не было. Но сотовый так настойчиво звонил, что чертыхнувшись, Димка встал, и медленно подойдя к столу, взглянул на экран.
Номер не определялся. Вероятно, был установлен анти-аон. Обычно на такие звонки Рожковский не отвечал, но это было до того, как его бросили. Теперь же понимая, что ему больше нечего терять Дмитрий нажал на клавишу вызова.
– Алло. – Ответил он. Однако ответом ему была только тишина. – Алло, кто это? – Опять тишина.
С ним даже не хотят разговаривать. С удивлением он понял, что этот факт его не расстраивает. Ему просто все равно.
Услышав в трубке Его голос, Маша оцепенела и даже потеряла дар речи. Её накрыла неожиданная волна радости, что ей ничего не померещилось и Рожковский существует в реальном мире. Однако до Маши тут же дошло, что он и знать её не знает.
– Может, хватит играть в молчанку!
Его голос вывел Машу из оцепенения, и она вздрогнула. Что она делает! С ума, что ли сошла! Маша судорожно нажала на клавишу отбоя вызова. Хорошо хоть догадалась установить анти-аон. Так он хотя бы не сможет ей позвонить.
Но с момента расставания с Димкой, боль в её сердце получила постоянную прописку. Ощущение полной безнадежности буквально накрыло её и не радовало даже стремительное выздоровление. Целыми днями Маша лежала в кровати, предаваясь горестным размышлениям. Не хотелось ни есть, ни спать, только бы снова увидеть его.
Когда через неделю в пятницу её выписывали из больницы, и мама принесла Маше одежду, оказалось, что Маша очень похудела. Не фантастически, но добрый десяток килограммов за болезнь она потеряла. Маша вспомнила ощущение легкости, какое она испытывала, находясь в теле Рожковской, и поняла, что ей нравится её новый вес.
Она стала стройнее, лицо хоть и бледное, но обрело аккуратные формы. Зинаиде Евгеньевне пришлось в режиме нон-стоп покупать для дочери новую одежду на три размера меньше.
На такси Маша вернулась к себе домой, словно в другой мир. На все уговоры матери пожить в родительском доме ответила отказом. Ей было о чем подумать, собраться с мыслями. К тому же ей пора было искать новую работу.
Просидев с дочерью до вечера, Зинаида Евгеньевна скрепя сердцем оставила дочь одну. Закрыв за матерью дверь, Маша тут же включила телевизор. Сидеть в звенящей темноте было невыносимо.
Дима, Дима. Где же ты сейчас? Чем занимаешься? Может, помирился с Катей, а может, невыносимо страдаешь?