Чужая жизнь
Шрифт:
– Прости меня, – и немного помолчав, добавила, – помнишь наш недавний разговор дома. Я тебе призналась, что когда меня сбила машина, я очнулась в теле постороннего человека. Кати. – Девушка всхлипнула. – И это снова случилось.
Зинаида Евгеньевна посмотрела на Катю как на сумасшедшую. Ей и раньше-то не верилось в бредни, которыми потчевала её дочь, но из уст Рожковской, произнесенное, казалось, совсем невероятным.
– Тогда я смогла стать самой собой, – из глаз Кати потекли слёзы, и Зинаида Евгеньевна отстранилась, – а сейчас боюсь, не получится. Я ведь…. –
– Ты не в себе, – покачала головой женщина, отказываясь принять правду, согласно которой её дочь теперь и не она вовсе, а посторонняя ей Екатерина Рожковская.
– Я понимаю, ты мне не веришь, – девушка бессознательно вытирала текущие по щекам слезы, – мне и самой трудно поверить в происходящее. Это произошло, когда мы еще были в машине. Я очнулась снова в этом теле. Катя почти не пострадала. Так несколько ушибов. – Она дотронулась до ранки на лбу. – А я, – девушку передернуло от собственных слов, – вокруг было очень много крови. – Она покачала головой, отгоняя неприятные воспоминания. – Я не знаю, почему это снова с нами случилось, но боюсь, что обратно вернуться не получится.
Только произнеся вслух эти ужасные слова Маша, наконец, осознала что произошло. Она снова заперта в этом, ставшем уже ненавистным, теле. Как вернуться обратно даже не представляет, и возможно ли обратно, когда она сама по заключению медиков умерла.
И что ей теперь остаётся? До конца своих дней жить чужой жизнью, под чужим именем? Общаться с друзьями Екатерины Рожковской и её мать с отцом называть родителями, а не свою бедную мамочку? Это было забавно в первый раз, когда впереди маячила надежда на избавление, но сейчас такая ирония судьбы была уже не смешной.
– Я не знаю, что мне делать. – Маша посмотрела на маму, надеясь на её поддержку, но Зинаида Евгеньевна только ошарашено моргала глазами и молчала. – Мама, поверь мне, это я. – Отчаянный шаг, но без материнской поддержки Маша просто погибнет. – Помнишь, когда умер папа, ты сказала, что мы всегда будем вместе. И все так и было до недавнего времени. А когда в детстве я упала с горки? Или помнишь, мы поехали к бабушке, когда она еще была жива и оставили сумку с документами в автобусе.
Маша называла моменты из жизни, о которых могли знать только они двое, но по лицу матери невозможно было понять, верит ли она или всё еще сомневается. Понимая, что не может требовать от матери невозможного, Маша опустила голову.
– Ладно. Прости, что призналась тебе, но я не могла выносить, как ты страдаешь, а у меня нет возможности даже обнять тебя. – Девушка вздохнула. – Я люблю тебя. – Прошептала она одними губами.
Медленно Маша вернулась обратно к дверям реанимации, оставив изумленную женщину одну.
– Доченька, как ты? – Елена Николаевна едва девушка вошла, кинулась к ней, пытаясь обнять, но Маша отстранилась.
– Нормально, – сухо произнесла она, остановив взгляд на убитом горем мужчине. А он страдает по Маше. Даже вроде плачет, или просто слёзы сами текут. «Кто бы знал, что после собственной смерти я останусь жить на земле».
– Поехали
Маша обернулась.
Может правда поехать? А что ей еще остаётся? Родная мать ей не поверила, Димке она сама не готова ничего рассказать. Куда она пойдёт? Где будет ночевать? Маша попыталась привести мысли в порядок, но еще больше запуталась.
– Ладно. – Почти что сломленная она кивнула Елене Николаевне.
– Вот и хорошо. – Обрадованная женщина повесила на плечо их сумки и, взяв Машу за руку, повела к выходу.
– Катя!
Их остановил негромкий голос Зинаиды Евгеньевны и Маша остановилась.
Обернулась.
Мама смотрела на неё, не зная, видимо, что сказать. Ну как Маша могла не подойти!
Освободив локоть из цепких пальцев Елены Николаевны, Маша медленно подошла к матери. Поравнявшись, женщины обнялись. Зинаида Евгеньевна крепко прижала к себе дочь, тем самым давая понять, что она ей верит и очень любит. Обнявшись, они обе заплакали.
Ничего не понимающий, Димка уставился на Катю, не догоняя, когда Машина мать успела воспылать к ней любовью.
– Возьми. – Зинаида Евгеньевна незаметно сунула ей в ладонь связку ключей от Машиной квартиры. – Приходи в любое время, – прошептала она, всхлипывая, – нам нужно с тобой поговорить.
– Я тебе позвоню, – пообещала Маша, – у Кати должен быть сохранен в мобильнике твой номер.
Они снова обнялись, но нетерпеливо переминающаяся с ноги на ногу Елена Николаевна и удивленный Димка заставили их отстраниться друг от друга.
Елена Николаевна привезла её в незнакомую квартиру, в которой после расставания с Димкой Катя жила с родителями. Маша, окунувшись в чужой для себя мир, чувствовала себя настолько паршиво, что сразу же отправилась спать, а на следующий день прямо с утра ничего не объясняя удивленным родителям, уехала к «себе». В мир, который она знала и любила.
Только оказавшись в ставшей теперь чужой квартире, Маша почувствовала себя намного лучше.
Неужели это безумие никогда не кончится? И что ей теперь делать? Она без сил упала на диван и лежала ровно до того момента, как в замке повернулся ключ.
Мамочка была настолько рада, что она была дома, что, даже не разуваясь, поспешила обнять дочь.
– Что теперь делать? – Маша не смогла сдержать слёз. – Как дальше жить?
Она обнимала мать, как утопающий хватается за соломинку, потому что если бы она ей не поверила, то Маша просто бы не знала, что делать. А пока есть мама, которая верит в тебя и продолжает любить, не смотря ни на что, в душе всегда остается надежда на лучшее.
То, что Зинаида Евгеньевна ей верит, сомневаться не приходилось. Она замечала жесты и мимику, которые были присущи её дочери. И она ей действительно верила. Это было самым главным.