Чужестранка
Шрифт:
Но главное, я своего добилась, Сима наконец взяла ложку.
Только одну проблему решила, вторая образовалась. Теперь моя личная швея отказывалась в гостиницу идти. А куда еще я могла ее пристроить до утра? Но тут она проявила просто невозможную, для такой забитой овечки твердость. В ее понимании гостиницы это рассадник разврата был, на который приличной девушке не то, что войти, смотреть со стороны опасно.
Даже со мной вместе она не согласилась туда пойти! Пришлось взять ее с собой. По счастью госпожа Сара не стала возражать, против ночевки девушки в моей комнате. Сама девушка возражала зато, и слишком много.
– Я взяла
Спрашивать куда она пойдет ночью, я даже не стала. С нее станется под каким-нибудь мостом переночевать. Семья ее жила на другом конце города, до утра не дошла бы.
Оказавшись в моей комнате, она робко встала у порога и вытаращила глаза, рассматривая все подряд. Я не стала ей мешать и волочь внутрь. Пусть осваивается, как может.
– Иди в душ, — бросила я ей полотенце и свою рубашку.
– Куда? — привычно испугалась она.
Еле поймав брошенное, она держала его теперь, как драгоценность великую.
Я все забывала, что моя сантехника тут в новинку. Пришлось отвести ее в "купальню" и объяснить, как пользоваться душем.
– Я мылась недавно, — запротестовала она. — В прошлом месяце.
Я застыла, уставившись на стену. Изо всех сил надеясь, что на моем лице ничего не отразилось. По счастью я вспомнила, что новый месяц совсем недавно начался. Правда существовала еще вероятность, что мытье происходило в самом начале предыдущего... Нда, с одеждой, которую стирать не надо, такие выверты вполне логичны.
– Вымойся, — процедила я и вышла, еле сдержавшись, чтобы дверью не хлопнуть.
Не выдержала... Наверное, по местным меркам, я невероятной чистюлей была. Но менять свои привычки я не собиралась. Тем более в вопросах гигиены!
Я уже устала постоянно спорить с ней. После душа, натягивая без конца совсем не короткую, по моим меркам рубашку, как можно ниже, Сима стала отказываться от лекарства. Простое зелье от ушибов, больше ничего я не нашла подходящего. Еле уговорила.
Потом она пришла в ужас от ложа, что я ей устроила. Во-первых, спать на ковре она категорически не согласна была. Во-вторых, третьих и далее: одеяло это невозможная роскошь, подушку она будто впервые в жизни видела, плед для нее слишком хорош.
– Просто ложись уже. Я устала, — в итоге заявила я и забралась в собственную постель, погасив свет.
Не так уж темно в комнате было, я специально повернулась к ней спиной. После некоторого времени, наконец, услышала осторожные шорохи. Подозревая, что она попытается, устроиться на ночь где-нибудь на голом полу, в углу свернувшись клубком, я осторожно посмотрела за спину. Сима лежала, там, где я сказала, вытянувшись в струнку и придерживая плед руками у груди. Глаза ее широко распахнутые смотрели в потолок. Представить страшно, что в ее бедной голове творилось в тот момент.
Не представляю, что случилось с Симой за ночь, но пусть и настороженно она на меня смотрела, но сопротивляться каждому моему жесту перестала. Эта тишина стала быстро меня напрягать. Она выглядела, как зверек, который при малейшем резком жесте сбежит, сверкая пятками и прижав уши к голове.
В первую очередь мы отправились искать место для ее жилья и мастерской заодно. Я подумала, что раз уж я ее единственный клиент, нам не нужно помещение в центре расположенное. Но и слишком далеко от моей школы я не хотела ее устраивать. Так будет и мне и ей удобней. Ничего подходящего никак не попадалось, я уже стала
– Что скажешь?
– Я?!
– Тебе же здесь жить и работать.
Она как-то вся скукожилась, бросая по сторонам осторожные взгляды.
– Сима, что не так? Боишься, что я тебя обману?
Сказала и поняла, что глупость ляпнула. Даже если и так, разве она признается в этом? Но так продолжаться не могло. Я не могла ее волоком тащить за собой все время. И как ее вытащить из ее ракушки не очень понимала. Привычно и понятно для нее было то, что произошло вчера. До того момента, как я вмешалась. Какие мотивы у меня были неважно. Я конечно не должна была так резко реагировать и буквально вырывать девушку из ее обыденной и простой жизни. Но как объяснить, что ничего плохого для нее я на самом деле не хочу? Да так, чтобы она мне поверила? Слова только слова.
Как и ожидалось, она молчала, пряча от меня глаза.
– Послушай, — я стала осторожно подбирать слова, стараясь, чтобы до нее дошло все, что я сказала от и до. — Я тебе, наверное, странной кажусь. Но такая уж я есть. Там где я жила раньше, людей не бьют. Стерпеть такого я просто не могла. Ты хорошая девушка и не заслужила такого обращения.
– Не бьют? — повторила она.
Хоть какая-то реакция.
– Да, никогда и никто. Это унизительно и неправильно.
– Даже тех, кто плохо работает?
– Никого. Ни за что. Если работник плохой, его просто выгонят.
– Но как же он потом жить будет? Лучше уж...
– Не лучше. Если человек не хочет работать, его ничем лучше работать не заставишь. Но дело даже не в этом. Просто нельзя бить людей.
– И родителям?
– Родителям тем более.
Эта мысль для нее слишком огромной показалась. Мы, кажется, совсем не туда зашли в разговоре, я не об этом хотела с ней поговорить. То есть и об этом тоже, но потом.
– Сима, послушай. Я просто хочу, чтобы ты работала на меня. Я ничего не даю тебе просто так. Ты должна своим трудом отплатить мне. Понимаешь?
Она едва заметно расправила плечи.
– Отплатить?
– Именно. Все что я дам тебе сейчас, ты вернешь. Но потом. Своей работой.
Я нашла, наконец, понятную для нее схему. Хоть как-то вкладывающееся в ее мировоззрение.
– Ты уже делала для меня вещи и должна понимать, что подходит для других - не подходит мне. Поэтому мне нужен хороший мастер, как ты. Чтобы ты шила для меня необходимое. Мне очень это нужно.
Все чего я добилась, неуверенный кивок. Но все же это было робкое, но согласие. Ничего, пусть обживется, привыкнет, увидит и сравнит сама. Найдет для себя новую опору. Я не собиралась заниматься благотворительностью. Самое бессмысленное на свете занятие. Нельзя давать что-то просто так. То есть, в экстренных ситуациях помочь можно, но не более. Хочешь помочь нищему - дай ему работу. Если захочет, сам заработает и на ноги подымется. А вот те, кто живет за счет благотворителей, просто не желая работать, отсеются сами. Даешь дом, пусть знает, что это недаром и ему придется за него заплатить. Все имеет свою цену.