Чужие-4: Контакт
Шрифт:
– Нет… мы их воспитываем. Долго, – наморщила лоб Рипли. Она начинала уже кое-что понимать, но боялась себе поверить.
– Понимаю. У двуногих дети взрослеют дольше. У нас – быстро. Так что важен каждый день. Если не учить – получаются дикие дети, и хуже всего – из Простых. Они и так всегда глупее, с ними очень трудно. Девочки – лучше всего, но их надо учить любить. Нужно, чтобы они доверяли тебе и не боялись. Настоящее разумное существо может быть собой, только если его любят… – в переводе Рипли «разумное существо» прозвучало как «человек».
– Значит,
Как ей хотелось верить в слова Шеди… нет – как ей хотелось НЕ ВЕРИТЬ!
– Они не понимали, что делают. Если нет воспитания – есть только инстинкты. Наесться. Выжить. Отложить яйца и найти для новых детей вторых матерей. Если «человек» не получает человеческого духа, он становится хуже зверя – потому что умнее его. А Простые – те и так почти звери. У нас всегда существовало это разделение. Даже если они вырастают дикими у нас, а потом их находят – обычно ничего не удается изменить.
– Ты уж извини, Шеди, но меня с души воротит, когда я сравниваю свои воспоминания с твоими рассказами о «голодных детях»…
– Так нельзя, – Шеди тряхнула головой, и колечки на ее гребне чуть слышно зазвенели.
– Не знаю, – Рипли уставилась на какое-то растение, похожее на клубок спутанных зеленых ниток, и ее лицо снова начало застывать.
– Так ты примешь свою девочку? Моя мать была сестрой по двуногой матери ее бабушке… значит, и мы с тобой сестры… Помоги ей.
– Вот ты и помогай! – грубо отрезала Рипли и тут же почувствовала, что ей стыдно. В самом деле, разве лично Шеди виновата в том, что ей пришлось пережить? Почему она должна выслушивать обиды из-за слабости самой Рипли, не способной перешагнуть через свой кошмар.
«Не надо! – возразила Рипли сама себе. – Чего я добьюсь, притворившись, что все в порядке? Все пережитое – во мне, и я все равно никуда его не дену. Так что лучше – правда… если так ее можно назвать».
– Рипли, у тебя есть то, что можешь дать только ты. Никто и никогда не мог заменить ребенку настоящую мать. Когда моя двуногая бабушка погибла, ее дочь – та, о которой я говорила – осталась без матери, и может быть, если б не это, ничего бы и не произошло.
– Чего бы не произошло?
– Твоей беды… Блеклая не верила в себя, боялась других – и сделала большую глупость, понимаешь?
– Нет.
– Она была одинокой и рано загуляла. А потом ей надо было нести яйца, но она не решилась признаться в своем несчастье и совершила преступление. Я не хочу рассказывать подробности – это была очень большая беда. Она пробралась на чужой корабль – думала, Чужие не станут докапываться, чьи это дети, и позаботятся о них. А вышло совсем не то: у них, как и у тебя, все устроено неправильно. Вместо матки – дыхательный орган, и так далее… Короче, та цивилизация хочет объявить нам войну. И все из-за одной глупой девочки, которой в свое время не хватило ласки.
– Так не бывает, – тупо возразила Рипли.
– Но, к сожалению, это случилось, – поникла Шеди.
4
– А вот и ваша девочка! – весело возвестила Шеди, впуская в комнату небольшое, еще оранжево-желтое существо. С огромной скоростью малышка подскочила к Рипли и пристроила свою головку-брусок ей на колени.
Рипли вскрикнула – сдержать отвращение и страх ей не удалось.
– Ее зовут Скейлси, – радостно произнесла Шеди.
– Нет, только не это! – почти не помня себя, Рипли оттолкнула лакированную головку.
Зачем ей знать, как зовут эту пакость, чуть ее не погубившую?!
Отчаянье, клубящийся внизу вулкан, полет в убийственный жар – и все это было связано с маленькой наглой тварью, заявляющей сейчас на нее какие-то свои права.
Обиженная Скейлси жалобно заскрипела. Боль и недоумение пронеслись по комнате, задевая и Рипли.
– Что ты делаешь! – вскричала Шеди, бросаясь к плачущему ребенку, и к обиде малышки примешалось бьющее прямо в сердце Рипли презрение.
Женщина отвернулась и упала лицом на кровать. Ей было неприятно и стыдно за себя. Но что она могла поделать? Приласкать эту тварь?
Это же невозможно… лучше бы они позволили ей тогда умереть, чем вот так мучить. Наверное, ни одна цивилизация не могла изобрести страданий больших, чем те, которые доставляла совесть, вступившая в разлад и с сердцем, и с умом.
– Обидели мою крошку? – совсем по-земному ворковала вокруг «девочки» Шеди. – Ах, гадкая тетка! Ах, нехорошая тетка! Ну ничего, мы все равно не будем плакать… Пошли, я дам тебе игрушку…
– Нет, – прошептала Рипли, чувствуя, что вот-вот разрыдается.
Из-за кого она хочет плакать? Из-за этих – после того, как даже для Ньют у нее не нашлось ни одной слезинки? Ну нет, слишком великая честь! Но разве виновата в этом Скейлси, или как там ее?
Рипли зажмурилась, и перед ее глазами возникло новое видение.
Ньют.
Не та девочка, шепчущая ей взрослые советы и объясняющая, что Кейси не видит снов, потому что она – кукла, не мертвая Ньют с замершим навсегда, заострившимся личиком – та Ребекка, которую она увидела впервые: настороженный и озлобленный зверек, вцепившийся ей в руку зубами. Рипли машинально посмотрела на свою руку – хотя боль от укуса проснулась в ней, никакого следа на этом месте не осталось.
Дикая Ньют… Какой бы она стала еще через месяц? А через год? В кого бы превратилась она, если бы ее не нашли? Умерла бы, когда кончились продукты – или тоже стала бы охотиться на своих врагов, чтобы отделить от трубок с кислотой их мясо и сожрать его?