Чужие браки
Шрифт:
— Это не красиво и не ужасно, а просто место не имеет значения, — мягко сказала Нина.
Гордон был благодарен ей за такой ответ. Но теперь, в этом подобии спальни, в этой безликой комнате, где жили путешественники и командировочные, которым все равно было, где переночевать, или незадачливые любовники, вроде них, Гордон вдруг увидел свои отношения с Ниной такими, как они есть, без налета романтики. Он увидел мужчину средних лет, уставшего от своей замечательной жены, потому что изо дня в день в их жизни повторялось одно и то же. Он привез сюда Нину, и теперь, при свете
Гордон вновь вспомнил о том вечере, когда он показывал Нине собор. Тогда все его мысли и чувства были поглощены Ниной, но тем не менее он вспомнил органную музыку и спевку хора. Гордон не был религиозен в общепринятом смысле слова, и с Вики они поженились в мэрии, но он ясно понимал, что то простое существование, полное верности и чувства долга, что одобрил бы Господь Бог, все больше удаляется от той реальной жизни, которую ведет он, Гордон Рэнсом.
— Что с тобой? — спросила Нина.
Гордон попытался произнести «ничего», но не смог при этом взглянуть Нине в глаза и повернулся к окну, за которым была видна его машина.
— Вина, — произнес наконец Гордон. — И страх. И запоздалое желание никого не обидеть.
Нина подошла к Гордону, обхватила его торс руками, просунув их под пиджак, и нежно прижала к себе, как прижимают ребенка или близкого друга.
— Я понимаю тебя, — сказала она.
Ответ был таким простым, а лицо Нины со всеми отметинами, оставленными на нем горем и прошедшими годами, было так близко, что Гордон почувствовал, как мгновенно улетучились все его сомнения, улетучились без следа. Теперь он был абсолютно уверен в том, что делает.
— Я люблю тебя, — сказал он. — Я понял это вчера, там, в ванной у Эндрю.
А еще он хотел ее, хотел сильнее, чем когда-либо хотел Вики или любую другую женщину, с которой был близок.
Нина попыталась прижать ладонь к губам Гордона, чтобы остановить его, но он поймал и сжал ее руку.
— Я люблю тебя, — повторил он. — Я не знаю, как это произошло. Я не стремился к этому, но теперь, когда это произошло, я не хочу, чтобы это чувство покинуло меня. Я хочу, чтобы ты никогда-никогда меня не покинула.
Гордон шептал все это, касаясь губами ее лица. Все изменилось для него. Дешевая гостиничная комната казалась теперь святыней, он будто бы провел здесь всю жизнь и знал все как свои пять пальцев, а за стенами этой комнаты простиралась бесконечность, словно рассеялся густой туман, застилавший до этого глаза Гордона.
— Ты не любишь меня, — сказала Нина. — Ты не можешь любить меня: ведь ты совсем меня не знаешь. — Вот Ричард, тот знал ее как свои пять пальцев после стольких лет, прожитых вместе.
— Мне достаточно того, что я узнал, что еще нужно?
Он расстегнул блузку Нины и обнажил плечи, покрытые веснушками. Гордон целовал ее солоноватую кожу, оттесняя Нину к кровати.
— Ты тоже разденься, — потребовала Нина.
Гордон принялся расстегивать
Это сочетание нежности и отчужденности вдруг подействовало на Гордона как наркотик, введенный в кровь. Он испугался, что все может закончиться слишком быстро, как будто он был неопытным юнцом.
— Скажи мне, о чем ты думаешь, что ты чувствуешь? — потребовала вдруг Нина, когда он вошел в нее. — О, как я хочу тебя, — простонала она, не дожидаясь ответа.
— Я втрескался в тебя по уши, — прошептал Гордон. Ты — единственная, неповторимая. Я хочу, чтобы это длилось вечно.
Гордону хотелось похоронить себя в водопаде ее волос, слиться с ней полностью. Он жаждал подняться над временем и материей, умереть и превратиться в звезду, как когда-то в детстве обещала ему мать.
Но на этот раз их близость была быстрой и какой-то лихорадочной. Их обоих поразила грубость этого акта. В отличие от первой ночи, сейчас у них не было времени. Тем не менее они жаждали воссоединиться друг с другом, забыв обо всем: об ужине у Фростов, о днях, проведенных Ниной в Лондоне, о машинах в магазине, да и о самом отеле, где они сейчас находились. Гордон и Нина слепо жаждали друг друга, как будто их близость была последней в жизни каждого.
Потом, когда Нина лежала рядом, привалившись к нему всем телом, а волосы ее падали на лицо Гордона, он с ужасом подумал о том, что в соседних комнатах прекрасно слышны были те звуки, которые они издавали. Только бы там никого не было!
Когда дыхание восстановилось, Гордон приподнял со лба волосы Нины, пытаясь рассмотреть ее лицо. Нина изучала дешевые обои, которыми была оклеена комната. Гордон почувствовал вдруг жгучую ревность ко всему, что отвлекало внимание Нины от него.
— Я сказал правду, понимаешь? — спросил Гордон.
— Правду? — переспросила Нина.
— Я люблю тебя.
— Немедленно замолчи!
Лицо Нины, ее нежная кожа — все, что так нравилось Гордону, вдруг перестало иметь значение, хотя он продолжал каким-то уголком своего сознания восхищаться всем этим. Но гораздо важнее вдруг стало поймать ту искорку, того маленького чертика, тот невидимый свет, который освещал эту женщину изнутри. Ему хотелось, чтобы не только тело Нины, но вся она целиком принадлежала ему. Гордон сам поразился своей жадности.