Чужие грехи

Шеллер-Михайлов Александр Константинович

— Душа моя, разв я этого не понимаю! съ чувствомъ воскликнула Евгенія Александровна. — Я сама испытала все это. Меня знать не хотли, покуда я была женой Владиміра, когда я столько перестрадала.

— Да, да, тогда про васъ Богъ знаетъ, что говорили, замчала Мари Хрюмина. — А теперь не знаютъ, гд посадить, какъ принять!

— Неужели вы думаете, что я не понимаю, за что меня ласкаютъ! вздыхала Евгенія Александровна. — Деньги, вліяніе моего мужа — вотъ что дало мн значеніе у такихъ особъ, какъ княгиня Марья Всеволодовна.

— О, это извстная эгоистка и лицемрка! раздражительно говорила

Мари Хрюмина. — Вотъ теперь она няньчится съ вами, льститъ вамъ въ глаза, а за глаза… Но нтъ, я не должна, милая моя Евгенія Александровна, огорчать васъ!

— Ахъ, говорите, говорите все! приставала Евгенія Александровна. — Я привыкла къ людской двуличности, къ людскимъ клеветамь.

— Нтъ, лучше не знать, что говорятъ люди! Зачмъ огорчать васъ?

— Душа моя, не бойтесь! Я такъ рада, такъ рада, что нашла, наконецъ, хоть одно существо, которое можетъ быть моимъ преданнымъ другомъ! Я прошу васъ говорить мн все, все, что вы знаете!

Об женщины обнялись, изливаясь въ преданности другъ другу.

— Вы знаете, княгиня начинаетъ распускать слухи, что вы вовсе и не желаете спасти своихъ старшихъ дтей, что вы заботитесь только о своемъ спокойствіи, что вы очень легко относитесь къ вопросу о дтяхъ, сказала Мари Хрюмина. — И вчно у нея разныя театральныя фразы являются въ подобныхъ случаяхъ. Тоже говорила про васъ и воскликнула: «Господи, и это матери!»

Евгенія Александровна уже замигала глазами и по ея щекамъ прокатились дв слезинки.

— Богъ съ ними, Богъ съ ними!.. Пусть клевещутъ! проговорила она. — Что-же я могу сдлать, когда мои дти не у меня, отняты, въ чужомъ дом!

— Да и стоитъ-ли думать о нихъ, когда они уже безповоротно взяты княжной! возразила Мари Хрюмина. — Мн тяжело говорить вамъ, какъ матери, о нихъ. Но, право, они не стоятъ вашихъ слезъ о нихъ: Оля — это какая-то пустая двочка, чуть не играющая въ куклы до сихъ поръ, очень ограниченная по уму, а Евгеній… Знаете-ли, что онъ не иначе называетъ васъ, какъ Евгеніей Александровной! Черствое сердце и самое вредное направленіе идей….

Евгенія Александровна плакала.

— И княгиня хочетъ еще, чтобы вы мучались, стараясь передлать-то, что уже не поправимо! продолжала Мари Хрюмина. — Хорошо ей клеветать на другихъ, когда про нее никто не сметъ слова сказать: какже можно — святая христіанка…

— Но мн больно, мн больно, что они начинаютъ бросать въ меня грязью! волновалась Евгенія Александровна.

— Изъ магазина модистка пріхала, доложилъ лакей.

— Ахъ, извините меня, душа моя, я удалюсь на минуту, обратилась Евгенія Александровна къ Мари Хрюминой. — Это принесли платье къ балу въ дворянское собраніе. Этотъ балъ съ алегри устраивается въ пользу «общества» княгини Марьи Всеволодовны. Вы будете тамъ тоже?

— Я? сказала Мари Хрюмина съ изумленіемъ. — Гд-же мн! Тамъ будутъ такіе туалеты!

— Фи, стоитъ-ли объ этомъ думать! воскликнула Евгенія Александровна. — Ради Бога, позжайте! Я безъ васъ буду тамъ, какъ въ лсу, одна. Я стою у колеса алегри, вы будете моимъ асистентомъ. Нтъ, право, позжайте!

— Но я не могу, возражала Мари Хрюмина.

— Изъ-за платья?.. Да?

— Да.

— Это пустяки! Вы подете!

— Но какже!

— Вы подете, душечка!

Идемте къ модистк!

— Но, Евгенія Александровна…

— Вы меня хотите обидть? Да? Значитъ, вы тоже только на словахъ меня любите?

— Другъ мой!

Об женщины снова обнялись. Черезъ полчаса, въ восторг отъ заказаннаго платья, Мари Хрюмина уже прыгала и хлопала въ ладоши, что при ея тощей фигур выходило довольно оригинально и занимательно.

Евгенія Александровна стала вызжать везд и всюду съ Мари Хрюминой и для Мари Хрюминой настали счастливые дни. Отношенія Евгеніи Александровны къ Мари Хрюминой были похожи на отношеніе первой къ той злосчастной шве, которую въ былые дни принимала Евгенія Александровна у себя, длая на нее разные сборы и домашнія лотереи. Она всмъ и каждому говорила теперь:

— Ахъ, это милая двушка! Это родственница моего перваго мужа. Не могу-же я ее оставить, если ей не помогаютъ боле близкіе родные. Меня такъ тревожитъ ея участь!

— Удивительно добрая женщина Евгенія Александровна, говорили про госпожу Ивинскую въ ея кружк. — Кому только можетъ сдлать добро, тому и длаетъ.

Злые-же языки говорили, что, стоя рядомъ съ Мари Хрюминой, Евгенія Александровна кажется еще очаровательне и свже.

Мари Хрюмина за эту доброту своей подруги платила полнйшею преданностью и передавала ей вс малйшіе толки, ходившіе въ кругу знакомыхъ о госпож Ивинской. Евгенія Александровна знала вс намеки княгини Дикаго на ея счетъ, знала, что нкоторые изъ родныхъ княгини Дикаго косятся на нее, на Евгенію Александровну, и называютъ женитьбу на ней Ивинскаго сумасбродствомъ выживающаго изъ ума старика, знала, что кто-то замтилъ, что она никогда не возьметъ къ себ старшихъ дтей, чтобы никто не зналъ ея лтъ, и тому подобное. Вс эти толки на время волновали ее и волновали довольно сильно, такъ какъ теперь она все сильне и сильне желала стоять на высот своего положенія, заставить забыть все былое. Но ни одни свтскіе толки не возмутили ее такъ сильно, какъ возмутилъ ее разсказъ Мари Хрюминой о томъ, что говорила про нее княжна.

Однажды Мари Хрюмина захала къ княжн Олимпіад Платоновн и среди, разговора замтила, что она сошлась съ Евгеніей Александровной, что он вмст здятъ въ театры, на балы.

— Ну, мать моя, кажется, стыдиться-бы надо играть на старости лтъ роль repoussante, замтила съ презрніемъ княжна.

Выраженіе и тонъ этой фразы были такъ грубы, что Мари Хрюмнна вся вспыхнула и чуть не разрыдалась. Она уже давно отвыкла отъ. грубостей княжны, которыя когда-то она переносила съ примрнымъ смиреніемъ.

— Я, ma tante, кажется, ничмъ не заслужила оскорбленій! заговорила она горячо. — Если я нашла подругу, если меня ласкаютъ, то за это нельзя оскорблять меня, оскорблять тхъ, кого я люблю!

— Ахъ, люби кого теб угодно! отвтила рзко княжна. — Къ теб уже ничто не пристанетъ, слава Богу, не молоденькая! А только стыдно порядочной двушк, какихъ-бы лтъ она ни была, вызжать въ свтъ съ опозоренной личностью. Я еще понимаю, что княгиня Марья Всеволодовна, какъ покровительница всякихъ кающихся гршницъ, можетъ допускать къ себ подобную личность. Но теб-то, бдной и честной двушк, стыдно вызжать съ этою развратницей на разныя любовныя свиданія.