Чужие игры. Столкновение
Шрифт:
– Вот и решайте с ним свои проблемы, – закончил Нуцци. – Сами. – Он помолчал и продолжил: – Но мне интересно, кого вы хотите отправить в кабину? Самого капитана? Или Вагнера?
– Да! – оживился Рауль. – Пусть Вагнер идет.
– Один?
– Мы ему поможем.
– То есть вы готовы повздорить с капитаном только ради того, чтобы я не ходил в кабину? – удивился врач. – Спасибо, конечно, но как раз мне придется туда лезть в любом случае: с вами или с Вагнером.
– Речь не о том…
– Речь именно об этом, – повысил голос Нуцци. – Вы обижены на жизнь? Вас злит, что родители этих детей богаче вас? Обижайтесь! Злитесь!
– Тут не только в этом дело, док, – примирительным тоном произнес Рауль. – Вы ведь знаете порядки: если бы не туристы, если бы не эта группа богатых бездельников, на первой палубе летели бы мы, а вторую забили грузом. И тогда все наши остались бы живы.
– Не все.
– Да, не все, но остались бы. – Рауль помолчал. – В трюме, в ящике, мой двоюродный брат лежит, док… Но вы об этом знаете.
– Знаю, – кивнул Нуцци. – Но дети не виноваты в том, что стали победителями «Фантастического Рождества». И нет причин срывать на них злость. И боль.
На «правой стороне» вновь повисла тишина. Но не злая и сердитая, как несколько минут назад, а смиренная. Тишина стыда. Взрослым напомнили, что есть вещи, которые они должны делать именно потому, что они – взрослые, даже без приказа капитана, взрослые это поняли и устыдились проявленной слабости.
– Мы все сделаем, док, – громко произнесла Тельма, по-прежнему не глядя на Нуцци. – Сколько человек вам нужно?
– Пусть идет тот, кто хочет.
– Сколько человек, док? – повторила Тельма.
– Не меньше двух.
– Они у вас будут.
Возможность принять душ преобразила пассажиров «Чайковского»: после него никто из ребят не оставался в опостылевших оливковых комбинезонах, переодеваясь в собственные, припасенные для Луны вещи. А поскольку всех предупреждали, что на базе «Армстронг» постоянно поддерживается комфортная температура в 23–24 градуса, наряды оказались не только веселыми, но и достаточно свободными: шорты, совсем маленькие, едва наползающие на бедра, и длинные, до колен, укороченные брюки, футболки, майки, рубашки – создавалось впечатление, что ребята собирались на курорт и взяли с собой все самое легкое и яркое, что отыскалось в шкафах. К счастью, условия поездки строжайше запрещали брать украшения, поэтому «лучшие выпускники лучших школ», чьи богатые родители оплатили билет на Луну, не сильно выделялись на фоне победителей драконовских олимпиад: не было вернувшихся в моду драгоценных камней размером с лесной орех, массивных швейцарских часов из золота высшей пробы, цепей, колец и кулонов. Присутствовали задранные носы и рассказы о том, что «родители надавят на нужные рычаги и нас вытащат» или «папины адвокаты засудят этого Райли», но разговоры и рассказы – это всего лишь колебание воздуха, и когда они заканчивались, рассказчики получали такой же тюбик с желеобразной едой, как и остальные. Не больше и не меньше.
Сейчас их социальный статус не имел определяющего значения.
– Придумала, что будешь говорить?
– Я? – растерялась Анна.
– Ну не я же, – хмыкнула Октавия, и с ее плеча соскользнули микродроны. – Кстати, это хорошо, что ты до сих пор не переоделась: в комбинезоне ты выглядишь очень собранной и деловой. У тебя есть вещи?
– Есть, –
– Не уверена, что нужно показывать их людям: я сильно сомневаюсь в твоем вкусе.
Сама Октавия выбрала бесформенную футболку с надписью «Август – император!», коротенькие джинсовые шорты, больше похожие на широкий пояс, и белоснежные кроссовки. Октавия знала, что у нее длинные, красивые ноги, и умела привлечь к ним внимание.
– Твой брат по-прежнему молчит? Это хорошо. Он может постоять рядом с тобой во время интервью? Когда вы оказываетесь в кадре, то идеально символизируете безысходность.
– ОК, прекрати, – попросила Анна. – Твои шутки постепенно становятся злыми.
– Кто тебе сказал, что я шучу?
– Если скажешь, что не шутишь, – рискуешь крепко получить.
– От тебя?
– Ага.
Октавия демонстративно, словно впервые, оглядела фигуру Анны, затем – так же демонстративно – свою, точеную, хоть сейчас на обложку модного журнала, и сообщила:
– Драться с тобой я не собираюсь.
– Вот и хорошо.
– Но ты обещала мне интервью.
– О чем?
– Чего ты больше всего боишься?
– Потерять брата, – машинально ответила Анна, тут же опомнилась и смутилась: – Зачем ты спросила?!
– Он твоя привычка или фетиш?
– Артур – мое сердце, если ты понимаешь, что это такое, – ответила Баррингтон, решив немного побыть честной. – Тетя Сильвия – очень хорошая, она заботится о нас, но ближе Артура у меня никого нет.
– Что случилось с твоими родителями?
– Они погибли шесть лет назад.
– И с тех пор ты заботишься о брате?
– Кто, если не я?
– А твоя собственная жизнь?
– С ней все в порядке, – тихо ответила Баррингтон.
– Правда? – подняла брови ОК. – Ты молода и еще красива и, насколько я понимаю ваш мир, уже должна быть замужем.
– Это еще почему? – возмутилась Анна.
– А разве нет?
В действительности все было именно так, как говорила Леди: в районах, подобных тому, где жили Баррингтоны, девушки быстро теряли привлекательность и торопились «пожить полной жизнью», пока кожа свежая, а грудь – высокая. К семнадцати-восемнадцати годам многие из них становились матерями, причем часто – от неизвестных отцов, а замужем оказывались только те, кому повезло… Леди была права, но Анна все равно не согласилась:
– Не обязательно.
К счастью, развивать эту тему Октавия не стала.
– Неважно, – махнула она рукой. – Тебя это не касается, потому что ты полностью посвятила себя брату. Почему?
– Потому что я не такая умная, как Артур. А ему нужна моя помощь.
– Артур умный?
– Очень. – Когда Анна говорила о брате, она непроизвольно начинала улыбаться. – Он не умеет общаться с людьми, но он очень, очень умен.
– Ты его любишь? – тихо спросила ОК.
– Больше жизни, – машинально ответила Анна.
– Смогла бы убить ради него?
Баррингтон вздрогнула и внимательно посмотрела на Леди:
– Почему ты спрашиваешь?
– Мне интересно, на что ты готова пойти ради брата, – спокойно объяснила Октавия.
– На многое.
– Вижу, тебе доводилось отвечать на этот вопрос не на словах, а на деле, – с неожиданной прозорливостью сказала ОК. – Что тебе довелось пережить?
– Не твое дело, – отрезала побледневшая Анна.
– Что-то страшное?
– Заткнись.
– Или постыдное? На что ты пошла ради брата?