Чужие крылья-3
Шрифт:
На стоянке царила идиллия. Мотористка с оружейницей расселись на пустых баллонах и что-то живо обсуждали, Палыч лениво курил в стороне. Судя по всему, к послеполетному обслуживанию самолета никто еще не приступал.
— Экипаж, становись.
Они неторопливо построились, недоуменно поглядывая на командира.
— Какого хрена? — начал Виктор. — Вы на войне или на курорте? Истребитель не обслужен, весь в масле, а вы тут херней маетесь? Думаете, что если я еще никого не отодрал, то на службу можно болт положить? А вот хрена!
Не ожидавшие столь внезапной и беспричинной вспышки гнева
— Витя, ты чего? — спросил он.
— А ну, смирна! — закричал Саблин. — Не Витя, а товарищ командир. Распустились, мать-перемать…
Он разорялся минуты две, выплескивая все, что накопилось. Наконец выдохся, успокоился. Смирнова с Ложкиной побледнели и выглядели потерянно, Палыч же недобро прищурился. Виктор даже подумал, что несколько перегнул палку, однако мысль включить заднюю его и не подумала посещать.
— Значит так, товарищ Малышев, задание первое… Я сегодня обратил внимание на отвратительное качество внешней отделки моего истребителя. Все эти выступающие латки, щели, вмятины и потеки краски, — он, наконец, дошел до цели своего визита на стоянку, — это все убрать. Вот тут дамы болтаются без дела, пусть займутся. Всяко полезней, чем чесать языком.
— Так ведь сколько раз латать приходилось? — попытался отбиться Палыч. То, что Виктор перешел на официальный тон и даже назвал техника по фамилии, подействовало на него странным образом. Злость из взгляда пропала, но он начал удивительным образом багроветь. — Конечно, он не будет скорости набирать…
Виктор взмахнул рукой, заставив Палыча замолчать.
— Чтобы сиял как у кота яйца, — тихо сказал он. — Там работы не так уж и много, всего лишь как говорят немцы: — "зашпаклирен унд полирайт". Чтобы к завтрашнему утру управились.
— Не успею до утра. И вообще, без приказа старшего техника эскадрильи, я такое делать не стану.
— Палыч, — Виктор нехорошо ощерился. — Вот не доводи до греха. Согласись, что накосячил и самолет запустил. Или мне другого техника взять?
Палыч зло вскинулся, и они с Виктором принялись буравить друг друга глазами, потом техник скис и отвернул взгляд.
— Второе, — Виктор понял, что Палыч сдался. — Это сраное масло. Меня уже затрахала эта вечная грязная херня на фонаре.
— Так сальников нету. Я уже сколько у помпотеха спрашивал…
— А кого мне спрашивать, когда я пытаюсь немцев высмотреть, а у меня на стекле серая муть?
Плечи у Палыча поникли.
— Ну и третье. Смирнова, Ложкина – свободны. Палыч, — Виктор дождался когда девушки отошли подальше и заговорил тихо. — Сними кислородные баллоны и, пожалуй, один баллон сжатого воздуха.
— Это еще зачем? — удивился техник.
— Завтра надо учебный бой выиграть. Очень надо…
…Младшие лейтенанты были там же, где он их и оставил. Смотрели по сторонам, переминаясь с ноги на ногу. Рядом грудой лежали их фанерные чемоданчики. Никому не было до них никакого дела и видимо это новичков сильно угнетало.
— Становись!
Они быстро и четко построились, видимо сказывались вколоченные в авиашколе и отшлифованные до совершенства в ЗАПе навыки строевой подготовки. На Виктора уставились пять пар глаз, и в этих
— Лейтенант Саблин, — представился он. — Некоторое время буду вашим… инструктором. Имя, фамилия, — обратился он к правофланговому. — Какое училище заканчивали? Общий налет и налет на "Яках" .
— Вячеслав Морозов, — правофланговый, высокий, худой и носатый, вышел вперед. — Батайское авиационное училище. Налет семьдесят один час, из них на "Яках" – семнадцать.
— Остряков Николай, — второй был еще юнец, долговязый, в грубых солдатских ботинках с обмотками. Лицо его, совсем еще по-мальчишески свежее, с легким пушком на щеках, выражало столько благоговения перед Виктором, что тому стало неудобно. — Борисоглебская летная школа. Налет пятьдесят три часа. На "Яках" – одиннадцать.
— Ковалев Игорь, — третий щеголял в видавшей виды, выгоревшей гимнастерке, чем резко контрастировал на фоне своих, имеющих новенькое обмундирование, товарищей. Жидкие усы на его лице выглядели нелепо, лишь подчеркивая молодость их владельца. — Батайское авиационное училище. Шестьдесят шесть часов, из них на "Яках" – девять.
— Ковалев… — удивился Виктор, — а чего это у вас усы?
— Это для солидности, — Ковалев отчаянно покраснел, а его товарищи захихикали. — Командир уже сделал замечание, я сбрею.
— Абрамов Василий, — четвертый имел правильно-красивое лицо голливудской кинозвезды и белозубую застенчивую улыбку. — Сталинградское авиационное училище. Налет шестьдесят три часа, на "Яках" – двенадцать.
— Лоскутов Илья, — пятый был невысокий и щуплый, и этим немного напоминал Рябченко. — Налет семьдесят часов, на "Яках" – восемь. Закончил Батайское авиационное училище, — голос у него оказался на удивление низким, басовитым, совсем не под стать такому тщедушному телу.
— Вот и познакомились, — Виктор вновь обвел взглядом замерший строй. — Скоро всех вас распределят по эскадрильям, прикрепят к ведущим. Будете заново сдавать зачеты, оттачивать технику пилотирования, взаимодействие. Но сперва с вами буду заниматься я. Будем летать, будем изучать все то, что вам не рассказали в запасном полку и в училище. Сразу предупреждаю, что график занятий будет очень плотный. Легко не будет. Вопросы?
— Товарищ лейтенант, а когда мы в бой? — спросил Абрамов. — Сколько же можно учиться?
— Учиться нужно постоянно, как нам завещал товарищ Ленин! — отрезал Саблин. — А в бой вам, надеюсь, не скоро. Чтó бы вы там про себя ни думали, сейчас еще рано.
Ребята поскучнели. На их лицах легко читалось неверие.
— Ишь ты, — рассердился Виктор. — Аники-воины. Богатыри, блин. Вы пока еще никто и звать вас никак. Налет в целых шестьдесят часов это, конечно, здорово, но для немцев вы – мясо, отметки на руле направления, не более. Поэтому, чем вы больше впитаете знаний, чем лучше отработаете взаимодействие, тем больше у вас шансов выжить. Поэтому и придуманы все эти занятия. Ясно?