Чужие паруса
Шрифт:
Закинув трофейную подзорную трубу за спину, Сварог еще раз посмотрел на загадочный огонек и осторожно, чтоб не сверзиться с мокрых скоб, соскользнул по скоб-трапу на палубу. Так, теперь люки над жилой палубой… Вокруг, хвала Аллаху, ни души: попрятались за броню от греха. Или капитан всех загодя согнал вниз – чтоб панорама гибнущего материка боевой дух не снижала. Это хорошо. Это нам на руку… Держа шаур стволом вверх и пригибаясь, как под артобстрелом, наконец-таки чувствуя себя в родной стихии – это вам, ребятки, не на троне скучать, – он припустил к носу вдоль правого борта. Артобстрел не артобстрел, но гремело очень даже похоже: грозовые раскаты, гул сотрясаемого материка, удары волн о борт… да и птицы,
Сварог приблизительно мог себе представить, что произошло. Из темноты беззвучно возникла бегущая собака. Ну собака и собака, выловили какие-то раздолбаи из воды, пустили побегать по верхней палубе – или не уследили, и та удрала. Повода поднимать тревогу вахтенный уж точно не усмотрел. Может, забормотал нечто успокаивающе, вроде обычного «хороший песик»… Но вот к чему матрос оказался совершенно не готов, так это к стремительному, без рыка и прочих собачьих ритуалов, к не по-собачьи выверенному прыжку – чтоб сразу в горло, чтоб сразу насмерть…
Сварог поднял взгляд на скупо освещенную рубку. Человеческих фигур вблизи залитого дождем ветрового окна (то бишь иллюминатора) не маячило. Выходит, здесь порядок.
Интересно, рубка была заперта? Да уж конечно, не распахнута настежь, а дверную ручку поди поверни собачьей лапой. Наверняка Чу, поднимаясь по трапу, обернулась человеком. Открыла дверь и человеком вошла внутрь. Можно себе представить обалдение вахты, когда уверенно, как к себе домой, в святая святых эскадренного броненосца заходит женщина, коей вообще не место на корабле, и, не дав ни мига на осмысление, вдруг прыгает на тебя, в полете превращаясь в нечто! Тот счастливчик, что стал первой жертвой, надо думать, даже не успел разобрать, что именно сшибло его с ног и клещами перекусило горло…
Броневые люки на носу Сварог обнаружил без труда. Военному человеку их назначение было понятно с первого взгляда: чтоб в случае аврала, не создавая заторов, морячки быстренько выкарабкались наверх.
Затягивая ворот последнего люка, Сварог услышал за спиной шлепанье, скрежет и частое дыхание. Отпрянул в сторону, выхватывая шаур, обернулся.
Чуба! Тьфу ты, блин, напугала… Женщина-волк подкралась почти вплотную – умеет, однако. Он вытер мокрое лицо, улыбнулся… да так и застыл.
Чуба стояла неподвижно, на напружиненных лапах, буравя его полыхающими рубиновым светом глазами, и помимо воли и разума Сварогу сделалось как-то… в общем, как-то не по себе. Зашевелились в подкорке обломки суеверий, из глубин потянуло сквознячком мыслеобразов, смутных и размытых, с заплесневелым душком ветхости: треснувшие зеркала, свечи, кладбищенские кресты, бородатые старцы с книгами из человеческой кожи, полнолуние и волчий вой… Чего она смотрит-то? Облик бертольера, который Сварог так и не скинул, псине не понравился, что ли? Так ведь по запаху должна определить, что перед ней свои… И как прикажете вести себя с оборотнем, когда он… она… когда оно в ипостаси волка? Поговорить не поговоришь. Почесать за ухом, благодаря за службу? Сотворить, что ли, из воздуха кусок сахара?.. Вдруг вспомнилось, что шаур-то – с безмерным запасом серебра…
Чуба-Ху сама разрешила сомнения и безотчетные тревоги Сварога: тявкнула глухо, резко повернулась и, шкрябнув когтями по палубе, мигом скрылась за завесой дождя. Будто и не было ее.
А граф Гэйр, к своему стыду, испытал
Сварог заковыристо выругался, помотал головой, отгоняя неприятные и, главное, ненужные в этот момент воспоминания. Прибежала, посмотрела и убежала, делов-то…
Итак, верхняя палуба в наших руках. Но особых причин обольщаться нет. Первая часть их плана, рассчитанная на внезапность, на смятение в рядах противника, на спонтанные и оттого непродуманные вражеские действия, исполнилась, однако совершенно неизвестно – самая легкая или самая трудная.
Сварог, крадучись, спустился на палубу ниже и скользнул к штормтрапу, тому самому, по которому сто лет назад взошел на борт броненосца в образе адмирала Вазара. Посмотрел вниз – и аж присвистнул. На представительной гребной регате этим парням светила бы золотая медаль. Страх смерти, господа, – вот лучший стимул для гребца…
Тоурантские лодочки, отсюда – размером со спичку, не больше, уже терлись бортами о бронированный корпус «Адмирала Фраста». На нижнюю площадку штормтрапа запрыгнула фигурка, легко узнаваемая и в сумерках, и в дождь. Человек, несмотря на внушительную комплекцию, одолевал узкий трап проворно, по-молодецки юрко, будто торопился на винное угощение или в объятия к юной распутнице.
Сварог шагнул было навстречу – и вдруг шарахнулся в сторону, в тень. Водяная смерть и кальмара в печень! Личину бертольера-то он ведь так и не скинул! Как нацепил, так в ней и расхаживает. Недолго и пулю схлопотать от неосведомленного человека, а лишний шум нам ни к чему…
Заклинанием он быстро освободился от чужой видимости, и отставного суб-генерала у верхней балясины штормтрапа встретил уже несомненный граф Гэйр, мастер Сварог.
– Обстановка? – кратко и без приветствия осведомился запыхавшийся Пэвер.
– По плану.
Суб-генерал кивнул, перегнулся через фальшборт и помахал рукой. Потом вновь повернулся к Сварогу:
– Все живы?
– Все. Олес ранен.
– Я вижу, у вас тоже…
– Царапины.
Суб-генерал облегченно перевел дух и позволил себе слегка расслабиться. Даже улыбнулся грустно:
– Ну, капитан, я вам доложу: лучше самому голыми руками рубиться с сотней вооруженных до зубов головорезов, чем в отдалении ждать приговора, – рукавом прожженного в нескольких местах френча Пэвер вытер пот, в изобилии стекавший по лицу вперемешку с дождевыми каплями. Лицо боевой раскраской покрывали подтеки копоти, ежик на голове сейчас напоминал шерсть помойной кошки.
– Ну, возможность порезвиться в схлестке с головорезами я вам предоставлю, слово дворянина… – серьезно сказал Сварог.
– Согласен. Но до того мне нужно избавиться от сухости в горле. Если я сейчас не приму внутрь бокальчик-другой, то за себя не отвечаю…
– Где наш милейший Рошаль?
– На лодках. Поднимается.
По штормтрапу споро потянулась бесшумная цепочка.
– Как там?
Пэвер судорожно, как-то затравленно вздохнул и сказал очень тихо:
– Земля трясется – стоять невозможно, – голос его сливался с шорохом дождя. – Ветер с гор раскаленный, как из топки. Пожары… нет, пожар, один, всего лишь один пожар, мастер капитан, он накатывается, он уже рядом… Даже я начал шептать молитвы Пресветлому. А представляю, каково тем, кто остался в городах… Впрочем, городов, наверное, уже нет…