Чужие сны
Шрифт:
– Керт, – сказала вдруг девушка, – пока ты тут лежал, нас, похоже, нашли.
– Кто? – резко вскинул голову Ольшес.
– Не знаю. Но какие-то люди постоянно дежурят на улице, напротив входа. Они прячутся в подъездах.
– Но ты их заметила?
– Я теперь многое замечаю, – грустно произнесла Найта. – Такое, о чем раньше и не думала…
– Печально, – покачал головой Даниил Петрович. – Я хочу сказать, печально и то, что нас так быстро обнаружили, и то, что ты становишься слишком взрослой из-за всех этих событий. Тебе рановато взрослеть до такой-то степени.
Найта усмехнулась:
– Ничего,
– Поневоле придется, – согласился Ольшес. – Ладно, давай подумаем. Если это люди нашего лучшего друга Собти – это одно. А если это противостоящая ему компания, то бишь представители кочевников или бандитов, – это уже совсем другое. Но как нас могли найти кочевники, это вопрос.
Однако ответ на этот вопрос последовал очень скоро – как только Найта включила радио, чтобы послушать последний выпуск новостей.
В доках, в одном из глухих дворов, полиция обнаружила изуродованный труп юноши из состоятельной семьи. Юношу явно долго и умело пытали перед тем, как убить. Его звали Собти…
Выставив Найту и накрепко наказав ей сидеть в своей комнате и даже близко не подходить к окну, Ольшес задумался. Он уже начал всерьез сердиться. Кочевники… снова то ли кочевники, то ли бандиты, то ли те и другие вместе… Да, больше всего было похоже на то, что ребята объединились. А может быть, всегда действовали заодно. В любом случае пора было разобраться с этой командой.
Ольшесу не нравилось, когда кто-то вот так запросто убивает людей. Да еще и пытает их ради паршивых шкурных интересов.
И он решил кое-что предпринять. Но сначала по своему личному микропередатчику инспектор связался с орбитой.
На корабле Разведкорпуса царила паника. И причиной ее был не кто иной, как находящийся на Ауяне инспектор Ольшес.
Даниил Петрович сначала не понял, что так взволновало Рамира, почему он выкрикивает какие-то не слишком внятные фразы и в чем, собственно, суть проблемы. Но через несколько секунд он во всем разобрался – и, к огромному возмущению Рамира Корина, обрадовался.
– Ты это серьезно? – заорал инспектор, не беспокоясь о том, что его могут услышать в коридоре. – Ты все записал, надеюсь?
– Я серьезно, и я записал, – ответил Рамир, – но не потрудишься ли ты объяснить, в чем дело? Ну, что ты жив и здоров, я уже понял. А дальше?
– А дальше то, что мы сможем найти их планету, – радостно сообщил инспектор. – Вот и все!
– Эй… – начал было Рамир, но Ольшес оборвал связь.
Инспектор просто сиял от радости. На борту космического крейсера тоже приняли передачу дарейтов. И записали ее. А значит, нетрудно будет по спектру отыскать нужную звезду. Ведь в картинах, которые видел Даниил Петрович, светило планеты дарейтов появлялось несколько раз. Это была настоящая удача.
Конечно, никто не мог предсказать заранее, в каком состоянии окажется планета после глупого и жестокого вмешательства неведомых пришельцев… и тем не менее это выглядело неплохим шансом.
Немного поразмышляв, Ольшес решил, что дарейтам он сообщит об этой новости попозже. Теперь же перед ним уже всерьез встала проблема кочевников. Инспектор не мог улететь с Ауяны, оставив Найту в подобной ситуации. Ведь девушку пытались убить, а виной тому был он сам, и никто больше. Значит, нужно либо объясниться с теми, кто следит за бывшей продавщицей, либо
Если же договориться не удастся…
Ольшес решил пока что на этом не сосредотачиваться.
Он вышел из дому и зашагал по улице. Машина сейчас была ему не нужна. Даниил Петрович совсем не хотел, чтобы те, кто следит за ним и за Найтой, отстали где-нибудь на узких улицах, попав в пробку. Он намеревался отловить парочку этих деятелей и поговорить с ними не шутя. А для этого нужно было завести их в подходящее тихое,и уютное местечко. Ольшес давно уже знал Столицу достаточно хорошо, чтобы уверенно выбрать соответствующий уголок. Поближе, чтобы не тратить время понапрасну. Наконец, пройдя темноватым переулком и миновав два проходных двора, инспектор, свернув налево, очутился в нужном ему месте. Это был узкий двор, в который не выходило ни одного окна окружавших его домов. Здесь со всех четырех сторон возвышались мрачные брандмауэры, а невысокая подворотня, ведущая во дворик, предназначалась лишь для уборщиков, которые, похоже, в последние лет десять – пятнадцать не трудились сюда заглядывать.
Ольшес встал сбоку от подворотни. Через минуту-другую он услышал шаги.
Оглушив первого из преследователей, Даниил Петрович тут же свалил на землю второго и, надежно связав его по рукам и ногам тонким прозрачным шнуром земного производства, прислонил не успевшего ничего понять бедолагу к стене и внимательно всмотрелся в молодое прыщавое лицо.
Юнец ответил инспектору злобным взглядом и прошипел:
– Ну, ты дурак… Не соображаешь,, на кого налетаешь.
– Да ты у нас поэт! – хмыкнул Ольшес. – Ну-ка, зарифмуй еще что-нибудь!
Юнец недоуменно вытаращил глаза.
– Ты… – прохрипел он. – Ты… да ты вообще… да тебе что, жить надоело? Ну, так считай, что сегодня твой последний день!
– Ты мне лучше скажи, детка, кто тебя послал следить за мной? – спросил Даниил Петрович. – Да подробно рассказывай, а то я рассержусь.
– Гы-гы! – развеселился парень. – Он рассердится! Видали мы таких. Ага, тоже сердитые были. Пока их не прижгли как следует да ножичком не пощекотали. Ты что думаешь, мы вдвоем за тобой шли? Погоди минутку, узнаешь, что почем!
– Спасибо, что предупредил, – серьезно ответил Ольшес, хотя, строго говоря, в предупреждении он не нуждался. Он давно уже слышал тех троих, что затаились неподалеку и выжидали подходящего момента для атаки. Ну, для инспектора-особиста три таких дурака – все равно что пустое место.
В чем прыщавый юнец и убедился спустя пару минут.
И, лишь увидев три валяющиеся на земле тела своих соратников, он испугался.
Однако чего-чего, а гонору у него хватало. Он упорно отказывался отвечать на вопросы Даниила Петровича. Наконец инспектор рассердился по-настоящему и, схватив наглеца за шиворот, хорошенько стукнул его об стену. Юнец взвыл, но не сдался. Тогда Ольшес нажал на одну из критических точек – и парень, выпучив глаза и онемев от пронзившей его боли, замотал головой, давая знать, что молчать больше не собирается.