Чужие сны
Шрифт:
— Потому что я вижу. — Диана махнула рукой, указывая на взрытый асфальт и вывороченные фонарные столбы. — Какие ещё нужны доказательства?
— Судья, — произнёс он едва слышно, скривил губы в усмешке и умер.
Через месяц, как и предсказывал Ано, закончилась война.
Маша вздрогнула и отрыла глаза. Ощущения вернулись постепенно: неровная бревенчатая стена за спиной, шорох ветра под дырявой крышей. Покачивалась ветка, которая проникала внутрь дома через пустой оконный проём. Снаружи было сумрачно, и вдалеке приглушённо
Когда Маша пришла сюда, небо над деревней всё ещё было светло-серым. Сколько же времени она здесь пробыла? Она дёрнула рукав ветровки, чтобы посмотреть на часы: поздновато. Сабрина наверняка будет волноваться: Маша сказала ей, что уходит на полчаса, не больше, а сама бродила по деревне до вечера.
И обиднее всего, что впустую. В обгоревшем доме жил пугливый и безобидный фантом, в заброшенном сарае на восточной окраине — крошечный домовой дух, вот и всё. Ничего интересного, а тем более опасного она не нашла. А ведь это была неплохая версия — оголодавшая сущность выпивает жизни из людей. Отличное решение загадки. Одно маленькое «но» — такая сущность ни за что не осталась бы незамеченной.
Маша выбралась из заброшенного дома, осторожно переступая через прогнившие половицы. Кое-где между ними проросли чертополох и полынь. А вокруг дома всё заполонил одичавший малинник. Маша исцарапала все руки, пока пробиралась к дому, а лицо ей спас только глубокий капюшон ветровки.
С неба опять посыпался дождь вперемешку с обрывками листьев. Она спрятала руки в длинных рукавах и оглядела деревню. Кое-где уже светились жёлтые квадратики окон. Нужно было возвращаться домой, но с пустыми руками — обидно. Маша обернулась к тёмной роще, за которой начиналось кладбище, вздохнула и решилась.
Это было нехорошее кладбище: слишком много провалившихся могил, слишком много раздвоенных деревьев, которые прорастали сквозь мёртвых. Прислушиваться к ним было неприятно. Маша решила, что пройдёт кладбище по длинной диагонали, а потом вернётся, обойдя по краю. Так будет сложнее заблудиться. Большой трапецевидный памятник маячил в просвете между деревьями.
Она пыталась идти быстрее, но в узких проходах между оградами вряд ли можно развить приличную скорость. Время от времени приходилось замирать и прислушиваться. Неприятно стонали кладбищенские деревья, от этого тупая боль рождалась в затылке. Они мешали слышать остальное. На пятый или шестой раз Маша открыла глаза и не увидела большого памятника.
Стало темнее. Она огляделась: просвета нигде не было, как будто небо стало одного цвета с лесом. Вынула телефон — голубоватое свечение вырвало из сумрака облезлое надгробие с выцветшей фотографией. Имя под ней ничего не говорило Маше — значит, утром она здесь не проходила.
Подавив в себе панику, она сунула телефон в карман и снова прислушалась: кладбище молчало. Нужно было идти хоть куда-то, главное — не стоять на месте, и Маша начала медленно пробираться вперёд.
Безопаснее было бы пойти с Сабриной, но тогда — Маша знала — она совсем ничего не услышит. Сабрина обладала прекрасным свойством распугивать всё не-живое вокруг себя в радиусе километра. Отличная
Поплутав между оградками ещё, Маша снова достала телефон: связи не было, чего уж тут ожидать, но она всё-таки набрала номер. Телефон издевательски пиликнул и сбросил вызов.
Она опять прислушалась и вдруг на самом пределе ощутила тяжёлые шаги. Кто-то приближался к ней, уверенно и неторопливо. Стоны деревьев затихали. Странное ощущение — она никак не могла разобраться, человек ней идёт или нет, но шаги приближались очень быстро, а значит, на самом деле к ней, хотя Маша давно выключила бесполезный телефон и стояла, не шевелясь и почти не дыша.
— Где эта, вторая… Маша, да?
Сабрина, мирно дремавшая в углу кухни, приоткрыла один глаз. Глянула в окно — сумрачно. Темнело здесь очень быстро, здесь, можно сказать, и не рассветало вовсе, просто хмурое утро переходило в серый вечер. Жёлтая лампочка освещала основательную фигуру Судьи. Так стояла посреди комнаты, уперев руки в бока, и от этого казалась ещё больше.
— Маша на кладбище, — лениво сообщила Сабрина, снова закрывая глаза.
— На кладбище? — с выражением сдержанного раздражения выдавила Судья.
— Ну да. Она там по телефону разговаривает.
Судья потопталась на пустой холодной кухне и, судя по звукам, ушла. Сабрина всё-таки задремала, но неясное беспокойство заставило её открыть глаза и убрать ноги с соседней табуретки. За окном не то, что стемнело, там едва можно было рассмотреть старую яблоню. Небо затянулось тяжёлыми беспросветными тучами.
— Который час? — крикнула Сабрина, в соседнюю комнату. Её собственный телефон конфисковала Маша, чтобы выяснить, ловит ли тот лучше, а наручных часов она не носила отродясь.
— Шесть почти, — отозвалась Гала, после чего послышался грохот.
Сабрина вскочила на ноги. Два, а Маша ушла в два, после того, как пару часов поблуждала по деревне, поела вчерашней картошки и, забившись в угол, начертила несколько кособоких схем. Они до сих пор валялись в углу стола.
Что ей там делать, четыре часа на кладбище?
Сабрина сорвала с гвоздя в прихожей свой дождевик, проверила пистолет на поясе и выскочила из дома. Моросил противный дождь, и местные жители успели попрятаться по домам, не гавкали из подворотен даже собаки.
Покрутившись на месте, Сабрина вспомнила, в какую сторону они шли утром, туда и направилась. Шлёпать по грязи пришлось долго, прежде чем вдалеке показались знакомые развалины и пёстрый кустарник. И ещё покосившиеся кресты на фоне тёмных зарослей — безрадостное зрелище.
Ей никто не попался на встречу. Одно только радовало — дождь смыл горький запах дыма. Но было тихо, только шуршала листва, и поскрипывало вдалеке дерево. Было тихо, и это тревожило Сабрину больше всего.
Если бы через кладбище шла Маша, треск сучьев и припоминания демонов были бы слышны на всю округу. Хорошо, не на всю, но Сабрина точно различила бы их. Она снова осмотрелась, но в сумраке непогоды только покачивались ветки деревьев.