Чужими глазами

Кинг Стивен

Мои руки сами потянулись к мальчику, и я с опозданием сообразил, что они не забинтованы. Дюжина глаз - огромных, с золотистой радужницей и расширенными зрачками - словно затаясь, следила за происходящим. Однажды я попал в один из них кончиком карандаша и едва не взвыл от боли. Глаз уставился на меня с холодной еле сдерживаемой яростью, которая была хуже, чем физическая боль. Отныне я аккуратно обращался с острыми предметами.

Сейчас

они разглядывали мальчика. Внезапно мой мозг словно отключился, я потерял контроль над собой. Оно приоткрылось. Мои собственные глаза перестали видеть, а чужие словно препарировали на фоне гипсовомертвого моря и зловеще пурпурного неба загадочное и ненавистное существо с непонятным предметом из дерева и проволочной сетки, вызывающим в своей прямоугольности.

Мне никогда не узнать, о чем подумал этот бедолага с решетом под мышкой, с карманами, набитыми туристскими монетками, о чем он подумал, видя простертые к нему руки, руки незрячего дирижера, потерявшего свой безумный оркестр, о чем он подумал перед тем, как его черепная коробка лопнула, точно мыльный пузырь.

Зато мне хорошо известно, о чем подумал я.

Я подумал о том, что шагнул за край самой жизни и оказался низвергнут в геенну огненную.

Тучи окончательно затянули небо, и на дюны опустились сумерки. Ветер рвал бинты у меня из рук.

– Ричард, обещай мне...
– приходилось почти кричать, так завывало вокруг.

Обещай, что побежишь, если... если я попытаюсь причинить тебе боль. Обещаешь?

– Хорошо.
– Воротник открытой на груди рубашки Ричарда хлопал на ветру. Лицо его сделалось сосредоточенным.

Последние бинты упали к моим ногам.

Я поднял глаза на Ричарда, и они тоже. Я видел человека, которого успел полюбить за пять лет. Они видели бесформенную человеческую тушу.

– Убедился?
– спросил я охрипшим голосом.
– Теперь ты убедился?

Он невольно попятился. Лицо исказил ужас. Сверкнула молния, и через секунду гром прокатился по черной поверхности залива.

– Артур...

Господи, как же он мерзок! И я с ним встречался, вел с ним беседы! Это же не человек, это же...

– Беги! Беги, Ричард!

Он побежал. Помчался большими прыжками, нелепо раскидывая руки. Мои зрячие пальцы сами потянулись вверх, к тучам, к единственной близкой им реальности в этом мире кошмаров.

И тучи им ответили.

Небо сверху донизу прошила гигантская молния, словно предвещая конец света.

И Ричард словно испарился - остался запах озона и другой, горелый запах.

...Очнулся я на крыльце в своем кресле. Гроза миновала, воздух был по-весеннему свеж. Светила луна. На всем пространстве девственно белых дюн не видно было ни Ричарда, ни его вездехода.

Я посмотрел на руки. Глаза были открытые, остекленевшие. Отдав всю свою энергию, они дремали.

И я решился. Прежде чем окно приотворится еще на дюйм, я должен его захлопнуть. Навсегда. Вот уже начались необратимые изменения: пальцы явно короче и какие-то... не такие.

В гостиной был камин, зимой я его растапливал, спасаясь от промозглого флоридского холода. Сейчас я это сделал с завидной быстротой - они могли проснуться в любую минуту.

Дождавшись, когда огонь хорошо разгорится, я съездил за канистрой и опустил в нее обе руки. От адской боли глаза на пальцах чуть не вылезли из орбит. Я испугался, что не успею добраться до камина.

Но я успел.

Все это происходило семь лет назад.

Я по-прежнему во Флориде и по-прежнему люблю смотреть, как взлетают ракеты. В последнее время это происходит чаще: нынешняя администрация проявляет к космосу куда больший интерес. Поговаривают о новой серии запусков на Венеру пилотируемых кораблей.

Я выяснил, как звали мальчика, хотя это, конечно, ничего не меняло. Он действительно жил на хуторе. Его мать посчитала, что он уехал на материк, и забила тревогу только в понедельник. Что касается Ричарда... у нас в округе его всегда держали за чудака. Все сошлись на том, что он вдруг отчалил в свой родной Мэриленд или сбежал с какой-нибудь новой знакомой.

У меня тоже репутация большого чудака, но относятся ко мне терпимо. Согласитесь, немногие из бывших астронавтов забрасывают своих конгрессменов в Вашингтоне письмами о том, что ассигнования на космос следовало бы употребить с большей пользой.

Я научился вполне сносно управлять своими крючками. Целый год меня мучили сильные боли, но человек ко всему привыкает. Я сам бреюсь и сам завязываю шнурки. А как я печатаю на машинке, вы уже могли убедиться. Словом, не думаю, что мне будет трудно вставить в рот стволы дробовика или нажать на спуск. Видите ли, три недели назад история повторилась.

Дюжина золотистых глаз, расположившихся по окружности, проступила у меня на груди.