Чужое добро
Шрифт:
— Да кому ты нужна?.. — холодно бросил дворянин, не оборачиваясь.
А площадь тем временем постепенно наполнялась. На помосте появились какие-то люди, начавшие приготовления к казни. Подтянулись первые зеваки, которые пришли пораньше, потому что им все равно было нечего делать.
— Это… Я должен предупредить, что пока только учусь… — испуганно промямлил маг, уже жалея, что согласился на эту авантюру.
— Что значит «учусь»?! — взорвался гендевец, — Ты не мог нам вчера это сказать?! Э-э-э-э… я опять забыл, как тебя зовут.
— Лалез.
Хорошо, Лалез, — вовремя взял себя в руки Ральдерик, понимая, что волшебник — их едва ли не единственный
— Заклинанием огня, — признался чародей, бросая на кузнеца извиняющийся взгляд.
— Что еще знаешь? — продолжил допытываться дворянин, ругая себя за то, что не выяснил все это еще несколько часов назад.
Сейчас ему вдруг по-настоящему стало страшно.
— Левитацию знаю, заклятье рыбалки, заклятье исцеления… — принялся перечислять начинающий маг, загибая пальцы. — Еще превращения умею и иллюзии…
— Замораживать можешь?
— Усыплять могу.
— Отлично, — вздохнул герцог, — Тогда, когда я тебе скажу, ты усыпишь всех на площади, кроме нас, хотя бы на пять минут. Сможешь?
— Ну, я постараюсь, — неуверенно выдавил Лалез, мысленно ужасаясь от того количества людей, которое могло собраться посмотреть на зрелище, и которое ему предстояло попытаться усыпить.
Прошло еще полчаса. До начала казни оставалось минут двадцать. У Филары по щекам уже вовсю текли слезы, которые она даже не замечала. Как завороженная, она смотрела на плаху, возвышавшуюся на помосте. Маг прокручивал в голове известные ему заклятья и повторял руками движения, которые при этом нужно совершать. Это его занятие действовало всем на нервы. Все-таки в моменты, подобные этому, хочется верить в профессионализм помогающего вам волшебника, а не смотреть, как тот усиленно пытается вспомнить простейшее заклинание, полный неуверенности в собственных силах и упаднических мыслей. Кони стояли чуть в отдалении и терпеливо ждали своих хозяев.
Потом на площади началось какое-то оживление. Народу заметно прибыло. На помост поднялся палач и вынул из длинного плоского ящика большой топор. Появились люди в кольчугах и шлемах, вставшие вокруг эшафота, чтоб зрители не подходили слишком близко. Нервы притаившихся за ящиком наблюдателей были на пределе. Гудрон вытер вспотевшие ладони о рубашку и прислонился затылком к холодному камню стены, пытаясь успокоиться и как-то побороть дрожь в руках. Сердце билось в его груди, как ненормальное, грозясь проломить ребра и шлепнуться в грязь. Ральдерик сидел на земле, отрешившись от этого мира и выламывая кинжалом один из камней мостовой. Дунгаф был спокойней всех. Он твердо верил, что нервы нужно беречь, тем более что проблему они не решат, а только усугубят. Бледная, как смерть, Филара сидела на ящике все в той же позе, крепко сжав обескровленные губы. Глаза у нее были сухими и неестественно блестящими. Она изо всех сил боролась с собой и пыталась быть сильной, рассудительной и спокойной. Лалезу этого как раз не хватало. Он нервно мерил пространство шагами, ужасно потел и заламывал руки. Один глаз у него бешено дергался, и волшебник изредка сердито по нему хлопал, чтоб прекратить этот надоедливый тик. Ноги у мага становились все более и более ватными, грозясь подкоситься совсем.
Неожиданно толпа засвистела. Друзья резко вскочили и посмотрели в ее сторону. Сначала они не увидели ничего нового. Потом на их глазах на помост поднялся человек, по которому сразу было видно, что это глашатай. Он перекинулся парой слов с палачом и обернулся. Следом появились двое стражей. За ними на
В темноте камеры его почти не было видно. Теперь же, когда в небе ярко светило солнце, парня можно было хорошо рассмотреть. Когда юноша говорил, что на нем не было живого места, он почти не преувеличивал. Всю грудь изорванного и замызганного кафтана заливала кровь. Лицо юноши покрывали синяки и ссадины. Засохший кровоподтек тянулся из-под волос через висок и всю щеку. Разбитые губы также запеклись и не шевелились. В некогда рыжих и вихрастых волосах, прилипших ко лбу, теперь преобладал темно-бордовый цвет. Веревки, стягивавшие запястья, немилосердно натирали и резали кожу. При ходьбе осужденный слегка прихрамывал. Было видно, что малейшее движение причиняло коту боль. Однако в его глазах горели наглость и презрение к окружающим, заметные даже отутда, где прятались его товарищи. Убедившись, что публика замолкла и обратила на него внимание, глашатай развернул какой-то документ, откашлялся и начал громко зачитывать:
— Жители славного города Эрг! Сегодня! На этом месте! Состоится казнь…
— Давай! — шепнул Ральдерик Лалезу, наблюдая за тем, что происходило на помосте.
Маг принялся бормотать, параллельно вычерчивая в воздухе какие-то фигуры. С эшафота на всю площадь оглашался список злодеяний, за которые и надлежало наказать негодяя. Шун тревожно вглядывался в толпу, стараясь кого-то в ней найти. При словах глашатая «Его Светлость лорд Анарбез не может присутствовать среди нас и своими глазами увидеть, что справедливость снова восторжествовала, из-за ужасных травм» юноша разлепил губы и довольно усмехнулся. Засохшие было раны снова открылись, и по его подбородку потекла тонкая струйка крови. Одновременно с ним усмехнулся и герцог Гендевы. У него за спиной Лалез вдруг споткнулся на слове и замолчал. Потом, нервно заикаясь, принялся читать заклинание заново, кидая на своих похитителей полные ужаса взгляды. От Ральдерика это не укрылось. Он резко повернулся к белому, как полотно, волшебнику и, тоже бледнея, пристально посмотрел ему в глаза. Маг снова замолчал.
— Давай быстрее! — громко зашипел герцог, переводя взгляд с фигуры на эшафоте на сжавшегося в комок чародея и обратно.
— Я не могу, — пискнул тот. — Слова забыл…
— К черту усыпление! — схватился за голову дворянин. — Давай что-нибудь другое!
Тем временем глашатай как раз закончил перечисление «ужасных травм», полученных Его Лордством. Здесь уж Шун не удержался и хрипло захохотал, не придавая значения боли. Стражники напряглись, однако с места не сдвинулись, предоставляя приговоренному возможность посмеяться последний раз в жизни.
— Что другое?! — еще тише пропищал волшебник.
— Огонь! Взорви тот дом! — в отчаянии Гудрон ткнул в небольшой домик, расположенный ближе всего к эшафоту. — Начнется паника, люди попытаются убежать. Им будет не до Шуна. Мы успеем его оттуда забрать.
— Слишком далеко! Я не могу действовать на такое расстояние… К тому же могут пострадать горожане!
А зачитывание не очень длинного документа подходило к концу. Юноша с все возрастающим отчаянием шарил глазами по толпе, в надежде увидеть знакомые лица. Все чаще его взгляд останавливался на большом топоре и мрачном палаче, небрежно державшем его на плече.