Чужое сердце
Шрифт:
– Две победы за три раза, – сказала Клэр и снова подняла кулачок из складок больничного халата.
Я тоже подняла кулак. Камень, ножницы, бумага.
– Бумага, – расплылась в улыбке Клэр. – Я выиграла.
– Ничего подобного! – возразила я. – Видишь? Это ножницы.
– Я забыла тебе кое-что сказать: на улице дождь, и ножницы заржавели. Так что ты кладешь их на бумагу и уносишь отсюда.
Я рассмеялась. Клэр легко шевельнулась, стараясь не нарушить сплетения трубок и проводов.
– А кто будет кормить Дадли? – спросила она.
Дадли – это наш пес, тринадцатилетний спаниель, единственное помимо меня связующее звено между Клэр и ее покойной сестричкой.
– За Дадли не волнуйся, – сказала я. – Если что, я позвоню миссис Моррисси.
Клэр кивнула и взглянула на часы.
– Пора бы им уже вернуться.
– Да, крошка, ты права.
– Как ты думаешь, почему они еще не вернулись?
На этот вопрос существовало сто ответов, но в голове моей возник лишь один: возможно, они не вернулись потому, что в какой-то другой больнице, в двух округах отсюда, другая мать вынуждена попрощаться со своим ребенком, чтобы я получила шанс спасти своего.
В учебниках по медицине болезнь Клэр называлась «детская расширенная кардиомиопатия». Этот страшный недуг поражал двенадцать миллионов детей в год: их сердечная полость была с рождения увеличена и со временем растягивалась все больше, а сердца их не могли в полную мощь качать кровь. Болезнь нельзя вылечить, равно как и дать ей обратный ход. Если повезет, с ней можно жить. Если же нет, то человек умирает от сердечного приступа, вызванного застоем крови. В семидесяти девяти процентах случаев причину заболевания определить невозможно. Некоторые специалисты придерживались версии, что виноваты вирусные инфекции вроде миокардита, подхваченные в младенчестве; другие полагали, что пораженный ген передается по наследству. Я всегда подозревала, что Клэр получила болезнь от родителей. В конце концов, дитя, рожденное в горе, обречено появиться на свет с тяжелым сердцем.
Поначалу я не знала, что она больна. Правда, уставала она быстрее, чем другие детишки, но я сама еще передвигалась как будто в замедленном режиме и не обратила на это должного внимания. Диагноз ей поставили только в пять лет, когда положили в больницу с затянувшимся гриппом. Доктор By сказал, что у Клэр легкий случай аритмии, который может усугубиться, а может и сойти на нет. Ей прописали каптоприл, лазикс и ланоксин. Он сказал, что нам остается лишь ждать.
В тот день, когда Клэр должна была идти в пятый класс, она сказала мне, что в груди ее будто бы трепещет колибри. Как будто она ее проглотила. Я решила, что дочь просто переживает перед началом учебы, но через несколько часов, выйдя к доске решать задачу по математике, она потеряла сознание. Из-за прогрессирующей аритмии ее сердце шевелилось вяло, как дождевые черви в мешочке, и отказывалось выбрасывать кровь. Наверняка вы хоть раз в жизни слышали о баскетболистах, которые казались абсолютно здоровыми, а потом падали замертво на площадке во время игры. Это и есть вентрикулярная фибрилляция; это и происходило с Клэр. Ей сделали операцию по внедрению АИКД – автоматического имплантируемого кардиовертера-дефибриллятора, проще говоря – крошечного внутреннего электронного стержня. Стержень этот размещался прямо на сердце и должен был в дальнейшем устранять аритмию, посылая электрический сигнал. Клэп включили в список ожидающих на трансплантацию.
А трансплантация – это игра с запутанными правилами. Когда вы получаете сердце, часы начинают тикать, и это вовсе не тот хэппи-энд, который представляют себе обыватели. Нельзя ждать донорского органа слишком долго:
В то утро пейджер, с которым мы никогда не расставались, внезапно запищал. «Мы получили сердце, – сказал доктор By, когда я ему перезвонила. – Приезжайте в больницу».
Последние шесть часов Клэр щупали, тыкали, кололи и всячески подготавливали, чтобы в тот момент, когда волшебный орган прибудет в малюсеньком холодильнике, ее можно было отвезти прямиком в операционную. Этого момента я ждала всю ее жизнь – и этого же момента я боялась больше всего на свете.
А если… Я даже не позволяла себе произносить этих слов. Ничего не говоря, я взяла Клэр за руку, и наши пальцы переплелись. «Бумага и ножницы, – подумала я. – Мы между двух огней». Я изучала взглядом ангельские волосики, рассыпавшиеся веером на подушке, нежную голубизну кожи, невесомые косточки девочки, не справлявшейся с собственным телом. Иной раз, глядя на дочь, я видела не ее, а…
– Как ты думаешь, какая она?
Я изумленно моргнула.
– Кто?
– Та девочка, которая умерла.
– Клэр, давай не будем об этом говорить, – попросила я.
– Почему? Тебе не кажется, что мы должны все о ней узнать, раз уж она станет частью меня?
Я коснулась ее волос.
– Мы даже не знаем, девочка это или мальчик.
– Конечно, девочка, – заявила Клэр. – Я не хочу сердце мальчика. Это было бы гадко.
– Я думаю, это не самый главный критерий.
Ее буквально передернуло.
– А должен быть главный! – Клэр попыталась приподняться на больничной кровати. – Как ты думаешь, я изменюсь?
Я наклонилась и поцеловала ее.
– Ты, – отчетливо сказала я, – проснешься той же девочкой, которой можно не убирать в комнате, не выгуливать Дадли и даже не гасить за собой свет.
По крайней мере, это услышала Клэр. Я же услышала лишь первые два слова: «Ты проснешься».
В палату вошла медсестра.
– Нам только что сообщили, что все началось, – сказала она. – Более подробные сведения должны поступить с минуты на минуту. Доктор By сейчас беседует по телефону с врачами на месте событий.
И она ушла. Мы молчали. Все происходящее вдруг обрело реальность: хирурги действительно вскроют грудную клетку Клэр, остановят ее сердце и пришьют новое. Мы обе слышали, как многочисленные врачи объясняют нам, каков риск и каковы шансы на благополучный исход. Мы знали, как редко встречаются дети-доноры. Клэр снова легла, натянув одеяло до самого носа.
– Если я умру, – сказала она, – как ты считаешь, я стану святой?
– Ты не умрешь.
– Умру. И ты умрешь. Только я немножко раньше.
Слезы наворачивались мне на глаза, я не в силах была их сдерживать. Я утерлась краешком больничного одеяла. Клэр перебирала мои волосы, совсем как в детстве.
– Мне, наверное, понравится, – сказала она. – Понравится быть, святой.
Клэр без устали читала книги, и в последнее время ее восторг перед Жанной Д'Арк обернулся восторгом перед мученичеством как таковым.
– Ты не станешь святой.
– Откуда тебе знать?
– Во-первых, ты не католичка. А во-вторых, они все умирали в муках.