Чужое сердце
Шрифт:
– Привет. Как поживаешь?
Ответила она не сразу.
– Мэгти? Что-то случилось?
– Нет. Просто захотелось позвонить.
– Ты больна? Все в порядке?
– Неужели я не могу позвонить собственной матери просто так?
– Конечно, можешь. Но ведь не звонишь.
Ну что ж. С этим не поспоришь. Я сделала глубокий вдох и ринулась в атаку.
– Помнишь, как ты водила меня к Санте?
– Умоляю, только не становись католичкой. Отца это убьет.
– Я не собираюсь становиться католичкой, – успокоила ее я. – Просто вспомнила, вот и все.
– Ты за этим позвонила?
– Нет. Я позвонила, чтобы извиниться.
– За что? – рассмеялась мама. – Ты же ничего не сделала.
Тогда я вспомнила, как мы бродили среди елок и смотрели на сверкающие лампочки. Над нами нависла тень охранника. «Еще хоть пару минут», –
– Да, – сказала я. – Я знаю.
– Стремлением к религиозной свободе в наше время никого не удивишь, – сказала я, стоя перед судьей Хейтом на открытии заседания. – Одно из самых знаменитых дел слушалось более двухсот лет назад и не в нашей стране – хотя бы потому, что нашей страны тогда еще не было. Нескольким людям, посмевшим верить в нечто отличное от статус-кво, в принудительном порядке пытались навязать политику англиканской церкви. Но, чем подчиниться, они предпочли отправиться в неведомые земли, отделенные от них океаном. Однако пуритане настолько любили религиозную свободу, что не хотели ни с кем ею делиться и зачастую преследовали иноверов. Именно поэтому основатели новой нации – американской нации – решили положить конец нетерпимости и провозгласили свободу вероисповедания краеугольным камнем своей страны.
Суда присяжных не было, а значит, обращаться я должна была к одному лишь судье. Однако зал был полон. Присутствовали репортеры с четырех каналов, получивших разрешение судьи, адвокаты по защите прав жертв, сторонники и противники смертной казни. Шэя поддерживал лишь один человек – мой первый свидетель, отец Майкл, сидевший за столом истицы.
Запястья и щиколотки Шэя были закованы в кандалы, талию опоясывала цепь.
– Благодаря отцам-основателям, написавшим Конституцию, в этой стране каждый человек имеет право на выбор религии. Каждый, включая смертников в тюрьме штата Нью-Хэмпшир. Конгресс даже подтвердил это законодательно, подписав акт, который гарантировал заключенным право на отправление религиозных обрядов при условии, что те не подвергают опасности других заключенных и не нарушают тюремный распорядок. И тем не менее штат Нью-Хэмпшир отказал Шэю Борну в конституционном праве на религиозные культы. – Я заглянула судье в глаза. – Шэй Борн не мусульманин и не чернокнижник, не светский гуманист и не приверженец бахаизма. В общем-то, его система религиозных верований не совпадает ни с одной известной мировой религией. Но это его система верований, и согласно этой системе, чтобы спасти свою душу, Шэй обязан после казни отдать сердце сестре своей жертвы. Что решительно невозможно, если в качестве способа казни штат отдаст предпочтение смертельной инъекции. – Я подошла ближе. – Шэй Борн осужден за самое, пожалуй, бесчеловечное преступление в истории нашего штата. Он неоднократно подавал апелляции, и все они были отвергнуты, но при всем при том он не намерен оспаривать решение суда. Ваша честь, он знает, что скоро умрет. Он просит лишь о соблюдении законов этой страны – в частности, тех законов, которые гласят, что все имеют право отправлять религиозные обряды где угодно, когда угодно и каким угодно образом. Если штат согласится на казнь через повешение и посодействует дальнейшей передаче органов, это никоим образом не будет угрожать безопасности остальных заключенных и не повлияет на тюремный уклад. Зато для Шэя Борна это станет самым значительным личным достижением: он сможет спасти жизнь маленькой девочки и в то же время спасти свою душу.
Я вернулась на место и взглянула на Шэя. На листке блокнота он успел нарисовать пирата с попугаем на плече.
На стороне защиты Гордон Гринлиф сидел возле главы комиссии по исправительным учреждениям. И волосы, и кожа на лице этого человека были цвета картофельной кожуры. Гринлиф дважды стукнул карандашом по столу.
– Мисс Блум вспомнила об отцах-основателях нашей страны. В тысяча семьсот восемьдесят девятом году Томас Джефферсон даже придумал в письме специальный термин – «стена отчуждения между церковью и государством». В том письме он объяснял Первую поправку, а именно – параграфы, касавшиеся религии. Верховный Суд не раз прибегал к его словам. Тест Лемона, который используется с тысяча девятьсот семьдесят первого года, гласит, что закон является конституционным? если он преследует светскую цель, не тормозит, но и не поощряет развитие религии и не приводит к чрезмерному правительственному вмешательству в дела церкви. Интересный момент: мисс Блум приписывает отцам-основателям благородное
Я покосилась на Шэя. На листке, помимо пирата, уже красовались его инициалы и логотип группы AC/DC. Судья поправил очки на переносице и обратился ко мне:
– Мисс Блум, пригласите вашего первого свидетеля.
Майкл
В тот миг, когда меня вызвали к свидетельской трибуне, наши с Шэем взгляды пересеклись. Глаза его были пусты, они ничего не выражали. Ко мне подошел судебный клерк с Библией.
– Клянетесь говорить правду и только правду, и да поможет вам Бог?
Шероховатая черная кожа на обложке истрепалась от касаний тысяч людей, дававших эту клятву. Мне вспоминалось, сколько раз я сам брал Библию в руки в поисках утешения; для религиозного человека Святое Писание – это гарант безопасности, страховка от неудач. Я думал, что в ней можно найти ответ на любой вопрос. Сейчас же я даже не был уверен, что правильные вопросы были когда-либо заданы. «И да поможет мне Бог», – подумал я.
Руки Мэгги держала в «замке», но я заметил, что пальцы сжаты некрепко.
– Назовите для протокола свое имя и адрес.
– Меня зовут Майкл Райт, – сказал я, прокашлявшись. – Проживаю по адресу: Хай-стрит, дом 3432, город Конкорд.
– Кем вы работаете?
– Я священник церкви Святой Катрины.
– А что нужно сделать, чтобы стать священником? – спросила Мэгги.
– Ну, учишься в семинарии несколько лет, потом становишься членом переходного диаконства… Узнаешь, что к чему, под руководством более опытного приходского священника. А потом наконец тебя посвящают в духовный сан.
– Когда вы дали обет, отче?
– Два года назад.
Я до сих пор отчетливо помнил церемонию. Помнил лица родителей, сиявшие так ярко, будто они проглотили по звезде. Тогда я был абсолютно уверен в своем призвании, в желании верно служить Иисусу… Тогда я не сомневался, кто такой Иисус. Ошибся ли я? Или все дело в том, что правильных ответов – множество?.
– Отче, входило ли в ваши обязанности исполнять роль духовного наставника заключенного по имени Шэй Борн?
– Да.
– Шэй присутствует в этом зале?
– Да.
– Более того, – продолжала Мэгги, – он является истцом в этом деле и сидит рядом со мной, не так ли?
– Все верно. – Я улыбнулся Шэю, но он неотрывно пялился в стол.
– Приходилось ли вам во время учебы обсуждать с прихожанами их религиозные убеждения?
– Конечно.
– И в ваши обязанности также входит открывать для людей Бога, я не ошибаюсь?
– Не ошибаетесь.
– И углублять их веру?
– Несомненно.