Чужое тело

Орлов Антон

— Прошу внимания! — перекрывая шум, крикнула Черная Вдова. — Сегодня у вас День ответственности, а это значит — каждый отвечает за то, чего он не делал! Силам преисподней нравится ваша логика! У вас дети отвечают за родителей, но давайте пойдем дальше и разовьем этот принцип до его закономерного завершения! Урмен Сепинал, — черная когтистая лапа Вдовы указала на господина с передатчиком, — сейчас ты понесешь ответственность за то, что восемьдесят лет назад твой дед Альберт Сепинал не по протоколу раскланялся со своим руководителем. На него тогда наложили строгое взыскание, но ты, его внук, до сих пор за это не ответил! Следуя твоей же логике, ты должен быть наказан. Ведь это ты придумал

День ответственности и ввел его двадцать четыре года назад, когда тебя назначили генеральным инспектором-попечителем Приюта кротких вдов. Внук негодяя, который не по протоколу раскланялся со своим начальником! За это я съем тень твоего сердца, и ты отправишься в преисподнюю!

Вдова протянула когтистую лапу в сторону господина Сепинала и сделала в воздухе движение, словно с силой вырвала нечто невидимое. Потом поднесла ко рту ладонь, как в пантомиме, которую Ивена видела однажды на празднике. Сверкнули клыки. Побледневший Сепинал судорожно схватился за грудь, покачнулся и осел на пол. По залу пронесся полустон-полувздох, вслед за этим наступила мертвая тишина.

— Меня не интересуют дети, — четко и зловеще произнесла в этой тишине Черная Вдова. — Мне нет до них никакого дела. Я специализируюсь на взрослых — они обязаны нести ответственность по тем правилам, которые сами же и устанавливают. Сепинал, создатель правил Дня ответственности, отправился к дьяволу, теперь разберемся с остальными… Заместитель генерального инспектора-попечителя Энджий Луренав. Твой отец Симий Луренав в возрасте одиннадцати лет кидался из окна булочками с изюмом в проезжающие автомобили, за что был наказан поркой. Ты до сих пор не понес никакой ответственности за его проступок. Логика страдает и взывает к справедливости! Поэтому я…

— Нет! — выставив перед грудью руки, словно это могло его спасти, перебил высокий администратор с сухощавым желтым лицом. — Это будет неправильно! День ответственности придумал не я, — он оглянулся на Сепинала, жутковато неподвижного, с запрокинутой головой, — правила установил не я… Получается нелогично!

— Сепинал умер. Нельзя остаться в живых, если твое сердце съедено. Теперь ты займешь его место — и будешь следовать тем же правилам? Тогда все логично!

— Нет! — опять возразил Луренав. — У меня другой подход… Другие правила…

— Какие?

— Другие! Они такого не предполагают!

— Ладно, Луренав… — Призрак хищно облизнулся. — Встретимся на следующем Дне ответственности. Остальные… — Горящие красные глаза оглядели зал. — Тоже отложим до следующего раза. День ответственности — это мой день! Любого из присутствующих есть на чем поймать, вы это замечательно придумали!

Все опять начало трястись — пол, стены, потолок, ряды пластиковых стульев. Черная Вдова направилась к выходу. Женщины шарахались в стороны, освобождая дорогу. Когда Вдова подошла к двери, Ивена увидела, что в юбке у нее прорезано отверстие и оттуда свисает жуткий хвост толщиной в палец, покрытый свалявшейся черной шерстью.

Дверные створки распахнулись перед призраком, пространство зала в последний раз содрогнулось. Вдова вышла в коридор, и створки с грохотом захлопнулись.

На возвышении продолжали корчиться четыре тела, пятое лежало неподвижно. Луренав присел около генерального инспектора-попечителя и пощупал пульс, потом выпрямился. Его, лицо с угловатыми скулами блестело, словно смазанное маслом. Через разбитые окна проникал сквозняк, залетали снежинки. Тишина сменилась многоголосым шепотом, потом тревожным гулом испуганного роя, но никто не решался выглянуть в коридор или хотя бы просто подойти к двери.

Холодно. Ивена обхватила руками плечики, привстала на цыпочки и начала озираться, высматривая в зале Полину. Рыжие волосы

Поль заметны издалека, но пока ничего похожего не видно. Ивене не терпелось спросить, как Поль догадалась, что День ответственности будет сорван.

Теперь они находились в одинаковом положении. Если точнее — в одинаково паршивом.

Тина сидела, прислонившись к «бревну», покрытому кожистыми чешуйками, большими и маленькими, тусклыми и глянцево блестящими. Вся почва вокруг «бревна» усеяна высохшей сморщенной шелухой отвалившихся чешуек. Руки Тины по-прежнему были скованы за спиной; время от времени она машинально шевелила пальцами, чтобы восстановить кровообращение. Лиргисо лежал рядом. Запястья и щиколотки стянуты ремнями. Когда его связывали, он, не приходя в сознание, попытался что-то произнести на языке энбоно: Тина разобрала слово «Фласс», остальное прозвучало как сложно модулированный стон.

У тех, кто их захватил, не было эмблем на шлемах, как у людей рахад; на обыкновенных бандитов эти обитатели савайбианской глухомани тоже не очень-то походили. Крупный, с виду очень сильный мужчина средних лет, с небрежно подстриженной темной бородой и сверкающими глазами — словно через глаза выплескивалась наружу переполняющая его энергия. Его называли Фелад, он был главным. Парень лет двадцати-двадцати пяти, неуклюжий, но мускулистый, с россыпью болячек на скуластом лице. Ури. Третьего звали Стайсин. Пожилой, худой, молчаливый; его руки слегка тряслись, а бледность казалась нездоровой, в то время как Фелад и Ури выглядели просто незагорелыми. Одежда грязная и потертая, кожаные жилеты с несметным множеством карманов и карманчиков, объемистые рюкзаки.

Тине и Лиргисо эти трое обрадовались, однако радость у них была специфическая. Так радуются завалявшейся банке консервов или гаечному ключу нужного диаметра. Лиргисо быстренько связали, после чего обоих пленников обыскали, избавили от оружия и оттащили в сторонку, подальше от робота с багажом. Потом пришельцы достали из рюкзаков припасы и приступили к трапезе (к завтраку, определила Тина, прикинув, сколько времени прошло после атаки на виллу).

Между собой они разговаривали на смеси общегалактического и какого-то местного наречия. Тина поняла, что идут они в пункт, называемый Вакана, и до сих пор шли длинным, кружным путем, еле-еле выдерживая темп, а теперь смогут пойти по короткому пути, через Обаг, поэтому наконец-то можно сделать привал. Как будто встреча с Тиной и Лиргисо позволяла им поменять маршрут на более удобный, каким образом — Тина не уловила.

Она пыталась завязать разговор, но Фелад и Стайсин не обращали на нее внимания, словно ничего не слышали. Зато Ури подошел, присел напротив и положил ей на грудь давно не мытую руку. Бегающий взгляд, развязная, напряженная ухмылка — Ури соображал, что делает не то, и явно нервничал, однако удержаться не мог. Из-под его шлема выползло на потный лоб маленькое черное насекомое и тут же юркнуло обратно.

— Твои симбионты страдают агорафобией.

— Чего?.. — Ури вздрогнул, широко раскрыл влажные светлые глаза и больно сдавил ей грудь.

— Ури! — гневно хлестнул голос Фелада. — Ты что делаешь?! Измараешься об девку, и тогда мать-рахада тебя не примет!

«Измараться» грязный Ури не захотел, отдернул руку и отошел от Тины. Все трое уселись в кружок, Фелад начал произносить речитативом непонятный текст, где часто повторялось слово «рахада», Ури и Стайсин время от времени вставляли реплики. Религиозное действо?.. Потом они буднично заговорили о ценах на касас в Инегбоне, Ралбоне и гинтийском Шайхе. Касас — ценный естественный продукт, его собирают в кавернах рахад; если эти трое — промысловики, они должны быть людьми практичными.