Чужого поля ягодка
Шрифт:
И, выдохнув, закончил почти спокойно:
— И я ни-че-го не могу сказать вам, Стан, об этих рехнувшихся компьютерах. Сам ничего не знаю. Может, Бен что-нибудь этакое придумал, он на такие дела мастер… Разве невозможно построить перехватчик киберуправления? Если очень захотеть? Вам это надо, вы и думайте. А я пошёл, — и побрёл, высоко поднимая ноги, через завалы разнообразного мусора.
— Я догадывался… — донеслось ему в спину.
— О чём? — обернулся на ходу Джей, ловко балансируя.
— Что она… не из Города.
— Ну да, само собой. Она же из Диких, — хохотнул Джей. Ему становилось всё веселей.
— Где вы её взяли, Джей? — качнул головой Стан.
— Я — взял?! — вытаращил покрасневшие от дыма глаза Джей. — Познакомился во время ликвидации одного из «курятников».
— И что ты собираешься делать? — глядя ему вслед, спросил Стан.
— Подыщу подходящую колымагу из брошенных, — кивнул Джей на завалы вокруг, — и попробую отыскать моих друзей. Надеюсь, меня не обвинят в краже чужой собственности.
Стан ещё долго сидел у своей машины. Сквозь хлопья опадавшей копоти ему едва удалось разобрать неопределённые очертания взлетевшего неподалёку флайера, взбившего при старте клубы пепла, и тут же пропавшего из виду за столбами дыма.
— Удачи, Джей, — одними губами прошептал Стан. — Удачи всем вам…
17.12.2012.
Мокрый Континент
64. Поющий лес
Конечно, этот лес не мог быть обычным. Миль это понимала. Он был живой. Но чтобы настолько живой — к этому она никак не была готова! Взять хоть бродячие деревья — не поймёшь, то ли это растения, то ли животные. Стоят себе стоят, корни в земле, наверху торчат стволы, ветки, листья, цветы… Всё, как положено, хотя листья какие-то пятнистые, и пахнет всё это излишне остро. Ну, стоят и стоят. А потом, непонятно почему, одно из них начинает пахнуть заметно сильнее, да вдруг ка-а-к… затрясётся мелко-мелко, ка-ак вытащит корни из земли — и поползло, причём, сохраняя вертикальность… Ладно хоть, не кусается. Напротив, довольно миролюбивая и даже компанейская тварь: если возле них достаточно долго стоять или сидеть, то они постепенно сползаются и пристраиваются рядом. Пытаются ветками обвить, листьями своими пахучими щекочут. А прикрикнешь или просто ты не в духе — их листья отдёргиваются… и снова льнут. И злость куда-то девается. Возле жилища их скопилось уже около двух десятков, а поначалу не больше трёх имелось.
А ползучий мох, живущий на высоких стволах и скалах? Пушистый и мягкий днём, ночью он съёживался, складывал свои веточки, становясь плоским и колючим. Этого любителя тепла и света не встретить было в тени и прохладе, и ягоды его меняли цвет трижды в день: утром они белые, к полудню красные, вечером чёрные, а к восходу опять белеют. Бен запретил их пробовать, хотя птицы их клевали, Миль сама видела…
А непуганно-бесстрашные шестилапые грызуны размером с белку, гнездящиеся высоко-высоко, в густых кронах? Когда одно из этих созданий впервые попалось Миль на глаза, она так завизжала (и мысленно тоже), что распугала всю живность в округе на полдня пути — как минимум. Бен едва не рехнулся, услышав этот визг — решил, что на неё таки напали агенты Контроля. Даже любознательный бедняга шестилапик, всего-то привлечённый блеском её браслета, уверился, что всё — это смерть его пришла, и хлопнулся в обморок: он отродясь не слыхивал, чтобы в его родном лесу кто-то издавал вопли столь убийственной высоты, частоты и продолжительности…
Фантомом возникнув ниоткуда, Бен явился к месту «трагедии» на хорошем взводе, равно готовый как убивать, так и умирать, и от облегчения сперва просто слов не находил. Даже чтобы выругаться. Потом ухватил неподвижного зверька за пушистый хвостик, поднёс к бледному и виноватому лицу жёнушки и вопросил:
— Ну вот зачем вам оружие, фэймен? Вы сразили эту зверюгу наповал, лишь немного возвысив голос… Я, кстати, всегда сомневался, что он у вас вообще есть.
Вольно ж ему было веселиться, а Миль с детства терпеть не могла пауков, которых шестилапик живо ей напомнил, когда спрыгнул с дерева и раскорячился рядом с ней, растопырив свои шесть мохнатых коленных суставов и завив кольцом поднятый над туловищем хвост, что выражало, оказывается, благорасположенность и желание познакомиться поближе… Это потом она разглядела его большие чёрные глаза, блестевшие
А ещё были земляные броненосцы, роющие в толще почвы целые системы тоннелей. Большие, бронированные, неповоротливые и невозмутимые, они жили под землёй, изредка и всегда неожиданно выбираясь на поверхность. Когда заросшая травами, как мехами, спокойная поверхность земли начинала подрагивать… вспучиваться… раздаваться в стороны… из-под дёрна и комьев почвы показывались мощные когтистые ластолапы, а затем их сменяла покрытая бронёй голова с выпуклыми глазами и чуткими ноздрями… Да, это всякий раз здорово впечатляло. Голова озиралась, принюхиваясь… И вслед за ней свету являлось грандиозное тело на опять-таки шести лапах. Тускло поблёскивая кольцевидно расположенными пластинами брони, зверь втягивал широкими ноздрями воздух, осматривался — несмотря на подземный образ жизни, в дневном свете видели броненосцы отлично — выбирал одному ему известный ориентир, и уверенно топал по своим делам, передвигаясь быстро, на людей и вообще ни на кого не нападая, никого не боясь, и исчезал под землёй так же впезапно, как и появлялся. Надо было видеть, как уткнув морду в землю, он начинал рыть нору: земля с пучками травы фонтаном летела вверх и в стороны, и через каких-то полторы минуты бронированная землеройка с Миль ростом скрывалась в недрах земли. Часто она тут же закупоривала отверстие почвенными массами, а иногда оставляла вход заманчиво открытым…
Соваться в эти зияющие дыры Бен не разрешал категорически и совершенно правильно: заблудиться в подземных ходах, которые к тому же грозили в любой момент обвалиться, было раз плюнуть.
Но вот прокатиться на таком звере было одно удовольствие — при условии, что сумеешь удержаться на твёрдой и довольно скользкой поверхности, которая под тобой к тому же ходуном ходила… Главное, потом успеть вовремя спрыгнуть — до того, как «лошадка» начнёт рыть землю. Броненосцы к таким поездкам относились абсолютно равнодушно, даже если сверху на них устраивались двое — да хоть трое! Их мощные лапы и панцири были рассчитаны на куда большие нагрузки.
Так что здешний лес воистину оказался полон всяческих чудес, и заскучать здесь было трудно. Даже в первые дни, когда Миль только и могла себе позволить, что лежать на солнцепёке, не удаляясь от их временного убежища, и своё личное, вообще-то не особо тяжёлое оружие, торжественно, с напутственной речью и подробными инструкциями вручённое ей заботливым мужем, держала всё ещё с большим трудом…
А что делать — время от времени кому-то же следовало пополнять убывающие запасы пищи, на одних городских запасах всю жизнь не просидишь. На тот момент Миль уже достаточно окрепла, чтобы в случае чего быстренько укрываться во флайере, и даже отстреливаться вполне была в состоянии, нашлось бы от кого… но с собой на охоту Бен её пока брать не рисковал. Хотя этот лес, если не нарываться, активной агрессивности и не проявлял, муж сказал: подождём. Миль согласилась — ну и подождём, куда теперь спешить-то, времени свободного появилась куча, и всегда было, чем его заполнить…
Попервости процесс восстановления почему-то шёл довольно туго. Миль ворчала, что тогда, сразу после… Бену не следовало снимать с неё Гребень. Бен упрямо отмалчивался, всё ещё не доверяя украшению. И тогда Миль показала ему, как это происходит…
Перед внутренним взором вставала общая картина тела, её тела, видимого изнутри — тёмного, едва подсвеченного где-то ярче, где-то тусклее… Сверху, от кожи, лёгким мерцанием, сопровождаемым покалыванием, проникали внутрь и разбегались по глубинам и закоулкам крошечные светлые искорки… Но основная их масса, едва проникнув в кожу, почти тут же и гасла — слишком густа была темень, слишкам тяжела и холодна… А потом кожи касался Гребень — и оттягивал, отвлекал на себя тьму, перемалывая её в свет и тепло… И солнечное излучение начинало вливаться в тело легко и беспрепятственно, согревая участок за участком, слой за слоем впитываясь в воспрянувшие клетки…