Чужой для всех

Oberst Rein

В это время, генерал-полковник Харпе, вальяжно восседал на кожаном диване лимузина и с любопытством рассматривал дорогу и своих солдат и мысленно прощался с 9 армией. На его холеном, раскрасневшемся, от позднего сытного обеда лице, обласканном майским солнцем, не было печали. Наоборот, на нем изредка появлялась потаенная улыбка.

Генерал щурился, отворачивался от солнца, но оно вновь догоняло его. Дорога петляя, от Бобруйска, вела на юго-запад. Вскоре мелькающие серые однообразные картины прифронтовой жизни ему надоели. Харпе еще раз улыбнулся про себя и затянул шторку бокового стекла.

Дождливая,

холодная погода, принесшаяся северным циклоном, и стоявшая несколько дней, изменилась. Май начал показывать себя с лучшей стороны. Это в душе радовало Харпе. Природное потепление навевало у него положительные служебные параллели. Он получил третью четырехлучевую золотистую звездочку на генеральские погоны. Он отбывал в Северную Украину принимать 4-ую танковую армию. Это не в штаб ОКВ как он предполагал, но все, же повышение. Он уходил от назревавших и до боли кричащих проблем, связанных со скорым наступлением русских. То, что наступление будет, он уже не сомневался. Полученные шифровки от 'Арийца' настоятельно требовали переосмыслить видение направления главного удара русских. Сведения доказывали, что русские скрытно в ночное время перебрасывают новые стрелковые дивизии и дальнобойную артиллерию, а также большое количество боеприпасов к линии фронта. Концентрация сил проходит при тщательной маскировке, наведении ложных переправ и установок ложных батарей.

Все эти разведданные противоречили официальной доктрине ОКВ на летнее наступление русских. Несмотря на это, он незамедлительно доложил о полученной информации командующему группы армий 'Центр' фельдмаршалу Бушу, прощаясь с ним в Минске. Однако тот отнесся скептически к его докладу и подверг его остракизму. Недавние аэрофотосъемки, донесения с других участков фронта не подтверждали подготовку русских к глубокому стратегическому наступлению. Тем не менее, фельдмаршал позвонил в Ставку фюрера. Но результат, как Буш и предполагал, был отрицательный. Фюрер подсев на ошибочный прогноз, поданный его любимцем 'пожарником' генерал — фельдмаршалом Моделем о подготовке русских ударить им в 'подбрюшье' со стороны Северной Украины, даже слушать не захотел об изменении стратегических взглядов на лето 1944 года.

'….Что будет с группой армий Центр? Неужели ее гибель фатальна? — генерал Харпе прикрыл глаза и задумался. Глубокая поперечная морщина, словно ледокол разрубила надвое его покатый с пролысинами лоб. Но вскоре она исчезла. Харпе вновь улыбнулся. 'Это уже не его дело. Он сделал и так больше, чем обязывает его должность. Он умывает руки'.

— Что вы все улыбаетесь Йозеф? — прервал мысли Харпе генерал Вейдлинг, который сидел с ним рядом и раздраженно поглядывал на бывшего командующего армией. — Как будто это мы готовимся к большому наступлению, а не русские к своему реваншу за 41 год.

— Гельмут, — Харпе открыл глаза и без обиды, что его прервали от размышлений, спокойно повернулся к некогда другу по кадетскому училищу. — Мне кажется, у вас в запасе всегда имеется с собой превосходный французский коньяк. Не откажите себе в удовольствии и как это говорят русские 'промочите горло', подымите себе тонус. — Я для этой цели могу дать команду и сделать остановку. Разомнитесь. До моего вылета еще тридцать минут, а мы уже почти приехали.

— Я спрашиваю вас серьезно Йозеф.

—

Ах, серьезно! Вы хотите услышать от меня серьезный ответ? Так его не будет Гельмут. Все в руках Господа. Как Господь повернет ситуацию, так оно и будет. — Харпе слегка дотронулся до руки командира корпуса. — И не все ли равно вам дружище, где наши доблестные солдаты сложат головы в лесах Беларуси или в степях под палящим украинским солнцем.

— Вы стали циником и пессимистом Йозеф.

— Наоборот Гельмут, я как никогда реально смотрю на вещи. 'Янки' вот-вот ударят нам в спину. С открытием второго фронта станет более чем очевидным, что рано или поздно дни Рейха будут сочтены. Еще великий канцлер Бисмарк предостерегал нас, немцев о гибельности войны на два фронта. До сего года нам удавалось своими победами охлаждать пыл заокеанских союзников Сталина. Однако после того, как русские окрепли и стали теснить нас на запад, расчетливые американцы и хитрые англичане поняли что могут опоздать к обеденному столу и готовятся к броску.

— Ваши мысли навивают грусть, а не улыбку Йозеф. Тем не менее, я не оцениваю их как паникерство. Что заставляет вас улыбаться Йозеф? Вы рады, что уходите от назревающей катастрофы, здесь на центральном участке фронта?

— Вы о пять, о своем Гельмут? — Харпе начал раздражаться. — Успокойтесь генерал! Не так уж все плохо. Наши дивизии вгрызлись в днепровскую землю и, будут стоять насмерть. Каждый крупный город станет крепостью для русских. Не один танк и пехотинец утонут в местных болотах, пока наткнутся на шквальный огонь гренадеров.

Или вы получили новые сведения от 'Арийца' и поэтому в скверном настроении?

— Вы угадали Йозеф. Сегодня дешифрировали очередное донесение. Вам о нем уже не докладывали.

— Тогда я понимаю вас. Продолжайте.

— Группа раскрыта. При контакте с резидентом 'Абвера' произошла перестрелка. Там русскими была устроена засада. Видимо за резидентом давно следили, а армейские разведчики так ничего и не поняли. В результате подставлены наши люди. Погибли два танкиста и, русский капитан.

— А как сам 'Ариец'? Он остался жив?

— Да, он выскользнул оттуда. Группа спешно перешла к третьему этапу операции и скрытым маршем идет на север. Это меня временно утешает.

— А что вы Гельмут так обеспокоены судьбой 'Арийца'? Он что ваш родственник? Ведь он сам напросился лезть в пасть русскому СМЕРШ, хотя это было безрассудно. Но вы его поддержали и настояли на операции. Зачем вам это было надо Гельмут? Вейдлинг молчал.

— Только не говорите, что это я навязал вам операцию. Я просто не стал вам противиться. Ведь мы с вами дружили в юные годы, неправда, ли Гельмут? Харпе расплылся в улыбке и подмигнул Вейдлингу.

— Помните 'актрисок' дружище?… И много-много пиво… А какие сосиски были к ним? Ах, как чудно мы провели тогда время! Ах, какая была Герда!… Вы помните дружище пышногрудую Герду с родинкой на правой груди? — Харпе после этих слов закудахтал. От наплыва слащавых воспоминаний через мгновение его полное тело уже тряслось жировыми складками.

Вейдлинг не поддержал смехом командующего. Лицо его вдруг заострилось, потемнело, и он недоуменно посмотрел на Харпе. Он был поражен всплеском цинизма и уже вопиющим безразличием бывшего командующего к делам фронта.