Чужой из психушки (фрагмент)
Шрифт:
– И вовсе не мой отдел, а московский склад задерживает отправку вашего принтера...
– начал было начальник АХО.
– У меня много кто пельмени заказывает!..
– скандально заявила Глафира.
Они сказали все это одновременно, сконфужено покосились друг на друга, и уставились на скамью подсудимых. Здоровенный, весь обросший черной шерстью, из-под которой выглядывали многочисленные наколки, детина совсем не походил на благообразного, чистенького, худенького Дормидона Исааковича, которого они в этот момент вспомнили.
Тишину
– Сейчас же прекратите. Вы что это себе думаете?! Вы где находитесь?!
Наведя порядок, она быстренько оштрафовала профессора за неуважение к суду и продолжила накатанную процедуру. Были зачитаны необходимые протоколы, оглашены признания, сделанные у следователя, показаны фотографии ДТП (дорожно-транспортного происшествия), зачитаны документы патологоанатомической экспертизы тела Д.И.Брикмана, из которых следовало, что профессор скончался, не приходя в сознание, от многочисленных черепно-мозговых травм и что перелом ключицы и проникающее ранение ребра никакого отношения к летальному исходу не имеют.
Профессора в это время опять схватил живот и он плохо различал скороговорку председателя. И, когда по ходу судебного заседания, усатая дама спросила его что-то, он сказал громко и раздраженно:
– В туалет хочу!
– Что?
– не поняла, выбитая из канцелярской колеи, председательша.
– В туалет... Живот болит очень.
– Да вы что! Не можете потерпеть до перерыва? Вас еще раз надо оштрафовать, как хулигана. Безобразник!
Дама задохнулась и уцепилась накрашенными ногтями за щетину на губе. Профессор упрямо пробубнил:
– В туалет хочу.
– Да выведите его, наконец, этого хулигана. Конвой, что вы смотрите, как подсудимый издевается над судом? Нет, так работать невозможно. Перерыв на десять минут!
Две дамы и возвышающийся над ними хозяйственник удалились в заседательскую, откуда вкусно запахло хорошим кофе. Конвойные, поправив пистолеты и пряча улыбку, отвели нетерпеливого подсудимого по дощатому коридорчику в судебный туалет. (В суде было два туалета: один, куда сейчас вошел профессор, для народа и второй - для народных избранников: судей, секретарей, заседателей, судебных исполнителей.)
Профессор видел в своей жизни не так уж много общественных туалетов. Туалеты институтов, исполкомов, райкомов и иных -омов не вызывали у него особо приятных ощущений, но и ностальгию по домашнему, уютному не будили. Туалеты вокзалов и аэропортов профессор старался избегать. В течении всей своей жизни он стремился стать депутатом именно для того, чтоб пользоваться в командировках комфортными депутатскими ватерклозетами и залами ожидания. Правда, он сам этого не осознавал, он искренне думал, что хочет приносить пользу совмещая научную деятельность с общественной.
Появление платных туалетов
Так что, в проблемах туалетов профессор, как многие геморроеносители, разбирался. но туалет суда потряс его. Только небольшая закалка, полученная им на парашах тюрьмы, спасла Дормидона Исааковича от нервного расстройства.
Я не буду описывать этот туалет. Я даже удержусь от соблазна рассказать о своеобразном отношении российской общественности к отхожим местам. А уж сравнивать наши туалеты с импортными, украшенными цветами, я вообще не хочу. Скажу коротко - сортир, он сортир и есть.
Задыхаясь, оскальзываясь на сером, выщербленном цементе пола, профессор нашарил рукой дверь и вознамерился ее закрыть.
– Не положено!
– строго сказал конвойный, решительно воспрепятствовав намерению профессора уединиться.
Профессор проблеял что-то, сплюнул, попытался взгромоздиться на кособокий, весь в трещинах, унитаз, и с удивлением понял, что желудок его успокоился полностью. Ну совсем ничего не хотелось.
Тогда профессор, чтоб как-то оправдать свое поведение в суде, попытался оправиться по-маленькому. Это ему так же не удалось. отчасти потому, что не хотелось, отчасти - из-за внимательных взглядов конвоиров.
Профессор застегнул ширинку и по дурацкой интеллигентной привычке сказал виновато:
– Простите, но я, кажется, расхотел. Вот ведь казус. Вы уж не взыщите меня, старого дурня.
Конвойные посмотрели на профессора внимательно и строго. Видно было, что они борются с противоречивыми желаниями: дать ему по роже или рассмеяться. Внешний вид Гошиного тела настолько не соответствовал произнесенной тираде, что они все же рассмеялись, искренне и добродушно.
– Ну и гонит, сучара, вот наловчился. Учись, Петя, у старших. И они повели профессора обратно в зал.
***
Суд шел себе и шел. Катился по наезженной колее. Робкие попытки профессора объяснить, что он - не Гоша, что он - профессор Брикман Д.И. и может это доказать, демонстрируя знания, Гоше недоступные, успеха не имели. Единственное, чего добился профессор, так это еще одного штрафа за развязное поведение в общественном месте.
Публика была очарована. Им давно не приходилось видеть такого забавного подсудимого. После очередного заседания старушки по беспроволочному телеграфу разнесли информацию о неординарности заседания, и зал быстро заполнился разномастным, бездельным народом.