Чужой, посторонний, родной

Туринская Татьяна

Ну конечно. От радости аж всплакнет. Виктор почему-то почувствовал мандраж. Каким он стал, Вовка? Почему родная теща скачет перед ним, как перед великим цэбэ? Почему перед Виктором никто не скачет, хоть он так старался наладить отношения в семье именно таким образом? Почему ему никто не подносит бутербродов с очаровательнейшей улыбочкой, почему по его первому требованию не бегут заменить остывший чай? Почему его покой никто не оберегает столь тщательно, как эта Наталья Станиславовна?

А еще стало вдруг ужасно боязно: как Вовка отнесется к его приезду? Пока ехал двое суток, и тени сомнения не

возникало: куда он, на фиг, денется: брат приехал! Теперь же вспомнилось, как сам не пустил его на порог родного дома, даже на материны похороны не позвал. А ну как и Вовка сейчас отвезет его на вокзал, покормит в ресторане и помашет ручкой: пока, брат!

Последние минуты перед встречей оказались самыми напряженными. Виктор медленно попивал чаек, а сам приходил во все больший ужас. Только сейчас до него дошло, что он натворил. Объявил родного брата, близнеца, мертвым, не дал ему попрощаться с матерью, даже издали не позволил взглянуть на родной дом, не то что хотя бы посидеть на крылечке… Так на что он сам теперь надеялся, на какую милость, на какое понимание?

Уж было решил уйти, не дожидаясь указания на дверь, да тут, как на грех — или на счастье? — из кабинета вышел затворник. Шагов его Виктор не услышал из-за все того же мягкого ковра, устилающего полы в коридоре. А вот голос, раздающийся пока еще издалека, не узнать было трудно: Вовка, точно Вовка. Только говорил он нынче более уверенно, как-то громогласно, по-хозяйски:

— Ну что тут у нас, Наталья Станиславовна? Куда вы спрятались? Меня кормить сегодня будут, или как?

— Мы здесь, Владимир Васильевич! — радостно пискнула хозяйка.

Виктор подобрался перед схваткой. Вот сейчас Вовка увидит его, на несколько мгновений застынет от неожиданности, а потом… пошлет его прямой наводкой по хорошо известному адресу. Эх, не успел. Нужно было сразу уходить, как только сообразил всю бестактность своего здесь появления…

— Ната-аалья Станиславовна! — в голосе, подобравшемся уже совсем близко, сквозили нотки легкой укоризны. — Ну сколько можно говорить? К чему эти официозы? Для Васильевича я еще слишком молод, называйте меня просто…

Дверь отворилась, и на пороге возник высокий мужик, так мало похожий как на Виктора, так и на его брата-близнеца. У Виктора была короткая стрижка, открывающая лицо, а этот, с Вовкиным голосом, оказался давно не стриженным, и, хуже того, небритым. Если бы не новые джинсы и отличный трикотажный джемпер, его запросто можно было бы принять за бомжа.

Он угадал — Вовка действительно застыл от неожиданности. Даже фразу не договорил, и Виктор так и не узнал, как же теща должна величать родного зятя.

— Ну, привет.

Хозяин быстро оправился от шока и прошел в комнату. Присаживаться не стал. Остановился в центре, сцепив руки за спиной, и пристально вглядывался в лицо гостя.

— Какими судьбами? — в его голосе уже не было той благодушной громогласности, с которой он обращался к Наталье Станиславовне. В нем появилась настороженность и откровенная холодность. — Не ждал.

Под его взглядом Виктору было крайне неуютно. Он ощущал себя нашкодившим мальчишкой, и за это еще больше ненавидел брата. А хуже всего было то, что вместе с ненавистью рос и его страх. Вот если бы Вовка сел, оказался с ним на одном

уровне, тогда и гонору в его голосе наверняка бы поубавилось. Но тот упорно взирал на визитера сверху, даже не помышляя подойти поближе, присесть рядышком и по-дружески похлопать по плечу: "Привет, брат, рад тебя видеть!"

Тогда он сам подскочил со стула, лишь бы только избежать этого взгляда свысока. Однако Владимир продолжал смотреть на него недружелюбно. Противостояние длилось всего несколько секунд, но достигло такого пика, в какой Виктор познал себя плесенью, не достойной внимания. Помимо воли его голова вжималась в плечи, а те, в свою очередь, скукоживались, он словно бы стал меньше ростом, и снова чувствовал, что Вовка смотрит на него с невиданных высот. И так захотелось провалиться, исчезнуть, оказаться вдруг на вокзале, затесаться среди других приезжих или, напротив, отъезжающих — лишь бы только подальше от этого осуждающего взгляда. Причем, осуждающего заслуженно…

Взгляд Владимира вдруг смягчился. Сквозь щетину не без труда проглянула робкая улыбка, и Виктор приободрился.

— Здоров, братуха, — хлопнул его хозяин по плечу, а потом и вовсе крепко обнял. — Какими судьбами в наших палестинах?

— Палестина? Да боже упаси, что мне там делать? Да и неспокойно там…

Владимир рассмеялся:

— Какими судьбами, говорю? Написал бы — я бы встречу организовал, как положено. Что ж ты…

— Так я ж не знал, тут ли ты живешь, или переехал. Да и адрес потерялся — зрительная память выручила. Ты ж не пишешь, как у тебя, что у тебя. Куда ж писать?

— А ты ждал? Писем, — уточнил Владимир, и в его взгляде снова появилась жесткость.

Виктор опять почувствовал себя виноватым. Но почему, если во всем виноват Вовка? Ведь это именно он предал брата, он должен был вернуться вместе с ним, они же всегда должны быть заодно. А теперь, выходит, вся вина на Викторе?

— Не ждал, — откровенно ответил он. — Но и обратно отправлять не стал бы.

— Как некоторые, — ехидно добавил брат и сам себя обрезал: — Все, хватит. Кто старое помянет… Я смотрю, вы тут уже познакомились.

Он приветливо взглянул на Наталью Станиславовну. Та с готовностью заулыбалась:

— Пойду-ка я обед накрою, Володенька. У меня уже все готово, а вы поговорите пока.

Забрав со стола тарелку с надкусанным бутербродом и порожнюю чашку, незаметно покинула комнату.

Владимир подтолкнул брата в сторону дивана, и сам уселся не без удовольствия.

— Я смотрю, ты тут нехило устроился. Тещу выдрессировал…

Брови собеседника удивленно вспорхнули вверх и он рассмеялся:

— Тещу? Бог с тобой, какая теща? Я не женат.

Виктор кивнул с пониманием:

— А-аа, значит, соседка. А остальные где?

— Кто?

— Ну как кто? Соседи? Одну вижу, остальных нет. Раньше-то тут оживленнее было. И вообще…

Виктор не мог найти подходящего слова. Обвел взглядом комнату, выразительно двинул бровями, а затем еще рукой повел в воздухе: дескать, все здесь, вокруг, сильно изменилось.

Владимир засмеялся:

— А, вот ты о чем. Так нет больше соседей. Я один теперь. Наталья Станиславовна вот приходит помогать, без нее бы я с таким хозяйством не управился. Оказалось, что я ужасно не приспособленный.