Чужой ребенок
Шрифт:
Голоса становятся громче, я отхожу от Ваньки, он тут же хватает меня за руку, не пуская, тянет обратно в тот угол, куда мы с ним забились от страха.
Звуки разговора, грубые, тона повышенные… Они там ссорятся, что ли? Почему? Хотя, какая разница? Может, поубивают друг друга…
Ванька все никак не дозванивается до мчс, а голоса все громче, затем грохот, мат, удары! Удары? Они дерутся?
Тихонько, ползком практически, двигаюсь в сторону окна. Ванька продолжает цепляться, мельком отмечаю в его руке нож Иваныча, бешено блестящие
Становится невероятно горько и обидно. Не за себя, меня-то явно жалеть некому… А вот за него, этого маленького мальчика, в котором больше мужского, чем в большинстве знакомых мне особей вроде бы мужского пола. Он не заслужил этого всего!
На место страха приходит злоба, и я , крепче сжав ножик и ободряюще подмигнув цепляющемуся за локоть Ваньке, выпрямляюсь и иду к двери.
Мы не крысы, мы не будем в угол забиваться.
Все внутри, тем не менее, дрожит от страха, от неизвестности, но я иду на шум драки, который прекращается за мгновение до того, как распахиваю дверь.
И упираюсь носом в знакомую кожаную куртку, привет из девяностых…
Глава 28
— Что вы здесь?..
Я задираю голову, встречаясь взглядом с темными, жесткими глазами Хазарова, и вопрос замирает в горле.
Он внимательно осматривает меня с ног до головы, затем коротко стреляет взглядом за спину, где стоит Ванька, тоже ощупывает его буквально по сантиметру, усмехается едва заметно углом губ, кивает на выход.
Я оглядываюсь, оцениваю жесткую готовность к борьбе взъерошенного Ваньки и его поставленную Иванычем руку с ножом, вздыхаю.
Поворачиваюсь обратно, замечаю за спиной Хазарова шевеление и слышу тихий стон.
Там Серый поднимается от лежащего на земле тела, что-то прячет себе за пояс джинсов позади, видит меня и улыбается лучезарно и безбашенно.
— Привет, Аня, — здоровается он, — как дела?
— Да как вам сказать… — задумчиво осматриваю я поле боя.
А то, что тут реально был бой, явственно видно: поломанные кусты крыжовника, словно в них кого-то кидали со всего размаха, полянка перед крыльцом перепахана ботинками и кроссовками тяжелых мужиков, а сами эти мужики лежат в неудобных позах неподалеку. И их трое.
— Они живые? — уточняю я на всякий случай, прикидывая, какие реанимационные мероприятия проводить сейчас, и Серый, не прекращая улыбаться, кивает.
— Живее всех живых!
— Надо помочь…
— Не надо, — коротко говорит Хазаров, отступая в сторону и прихватывая меня за локоть, — в машину.
Я открываю рот, чтоб возразить, потому что все резко как-то и непонятно, и люди на земле, судя по внешним признакам, явно нуждаются в помощи, бросить их — возможно, обречь на смерть… Но Хазаров легко передает меня подступившему ближе Серому и перехватывает кинувшегося
Мгновенно отбирает у него нож, осматривает его, задумчиво хмыкает, сует в ножны и затем себе в карман.
— Отдай! — возмущается Ванька, бесстрашно кидаясь на Хазарова, словно мелкий зубастый щенок на матерого пса.
Я торможу пятками, пытясь вырваться и оказаться рядом с Ванькой, но Серый не пускает, бормочет что-то, что они сейчас сами разберутся, а мне надо успокоиться, и неотвратимо прет меня к машине.
Я не могу сопротивляться, только беспомощно оглядываюсь назад, вижу, как Хазаров просто перехватывает брыкающегося Ваньку поперек талии и тащит следом, тоже к машине.
Ванька пищит и матерится.
Я молча подчиняюсь, позволяю усадить себя в машину, справедливо рассудив, что Хазаров явно лучше тех бандитов, что пришли сегодня за нами.
По какой причине он сам оказался тут, выясню потом, а пока что, в самом деле, лучше убраться подальше.
В машине я прошу Серого позвонить в скорую. Он пожимает плечами и, перехватив взгляд Хазарова, кивает:
— Позвоню, когда до места доедем.
— До какого еще места? — шипит взбудораженным котенком Ванька, которого Хазаров, не церемонясь, кинул ко мне на заднее сиденье, — и нож верни!
— Обойдешься пока, — невозмутимо отвечает Хазаров, кивает Серому, и тот крутит руль, выворачивая машину из тупичка.
— Куда вы нас везете? — спрашиваю я, ловя набычившегося и готового к драке за нож Ваньку за шиворот и силой усаживая его рядом с собой на сиденье.
Хазаров смотрит на меня с переднего пассажирского в зеркало заднего вида, и от его прищуренных серьезных глаз становится не по себе. Тяжелый, все же, мужик какой, жуть берет…
— Ко мне домой, — наконец, отвечает он.
— Домой? — открываю я рот, — но… Вы же…
У меня как-то внезапно кончаются слова, ситуация реально неожиданная. Хазаров совсем не произвел при последней нашей встрече человека, хоть сколько-нибудь заинтересованного в сыне и вообще, в альтруизме.
И то, что он сейчас оказался здесь ( как, кстати?), и то, что помог так жестко и безапелляционно, просто поломав наших преследователей… Это реально неожиданно и странно…
Ванька рядом возится, с вызовом бурча что-то про Хазарова, и я отвлекаюсь на воспитательные моменты, потому что, какая бы ни была ситуация, ругающийся матом десятилетний ребенок — это некоторым образом чересчур…
Пока я тихо, но жестко внушаю Ваньке основы вежливого поведения в присутствии взрослых людей, мы успеваем выехать из города.
Отвлекаясь, с недоумением смотрю в окно.
— А мы… далеко? — и, отвечая на вопросительный взгляд Хазарова, добавляю, — мне на работу завтра надо…
— Возьмешь отпуск, — спокойно отвечает он.
— Я не могу, — пытаюсь я объяснить, — у нас так не принято, чтоб внезапно… Я и без того сегодня подменилась… У нас график, я его сама составляю… И мне надо…