Чужой среди своих 3
Шрифт:
Зато как искренне она радуется моим успехам! Советует что-то, достала вот недавно замечательный ВУЗовский учебник – старенький, списанный уже, но вполне годный, и даже пометки на полях – в тему, а не о сиськах-письках.
Не все такие. Очень не все. Но в целом, конечно, педагоги здесь куда как лучше, чем в моём времени – и по «классности», и по человеческим качествам.
Ну и опять же – зарплата. Она и так-то вполне приличная по здешним меркам считается, так ещё, если школа «подшефная», педагоги получают доплату от предприятия, и ишачить на две ставки нет необходимости.
Опять
Ну и вечерняя школа, опять же – своя специфика. Здесь не прикрикнешь на ученика, авторитетом не надавишь, а непонятное, если кому надо, переспросят не по разу, так что и объяснять умеют.
– … понял? – переспросила учительница, – Вот здесь…
Она зашелестела страницами учебника.
– … посмотришь, хорошо? Да! В понедельник напомни мне, наша группа собирается у однокурсника на даче, юбилей у него, я о тебе расскажу, может, посоветуют чего, или книги отдадут. Списанные, но тебе ведь всё равно, верно?
– Конечно-конечно, Елизавета Антоновна, – закивал я так, что заболела шея, – мне ж не на полочку поставить!
– Ладно, ступай, – попрощалась она, и вздохнула, покосившись на висящую на стене наглядную агитацию, состоящую из пенопласта и плохо скомпилированных цитат – что-то там про радостный труд на заводах и фабриках, в лучшем стиле (и в худшем вкусе) тридцатых годов.
Я машинально покосился туда же и тоже – вздохнул… Не УЖАС, но – ужасающее уродство!
В прежней моей школе агитация тоже была, но поскольку в ней училось и учится много детей из не самых простых семей, то и уровень – соответствующий. С агитацией там не учителя напрягались, а ученики с художественной школой за плечами, а нередко, и их родители.
На уровне класса всякое бывало, но на уровне школы, в школьных коридорах и тем паче вестибюле, попадались и поделки членов Союза Художников, иногда – вполне себе лауреатов! Расплата за выбитые отпрысками окна, курение (о ужас!) в школьном туалете, драку на школьном вечере или вызывающее поведение, заключающееся, как правило, в «неуставной» причёске и одежде.
Симпатично смотрелось. Понятно, что агиточки, часто тупенькие и никак не бьющиеся с реальностью, но оформление – на самом высоком уровне! Глаза, по крайней мере, не резало, и сознание воспринимало это как попытку украшения – вроде бабушкиного ковра на стене, повешенного не только и даже не столько для красоты, сколько ради того, чтобы от стены холодом не тянуло.
А здесь… проблема даже не в том, что это вечерняя школа. Вечерняя она, собственно, по вечерам, а так-то – вполне обычная, но контингент…
Наверное, здесь учатся не самые плохие ребята и девчонки, но скажем так… пролетариат. Потомственный. Не в каждом классе есть хоть один ученик, который параллельно посещает художественную или музыкальную школу, хотя не сказать, что их туда не тянут – тянут, да ещё как! Просто… ну, не складывается у местных школьников с искусством.
Лауреатов среди родителей тоже как-то… не очень, и делают наглядную агитацию либо учителя – в качестве бесплатной нагрузки, либо ученики, у которых
Нравится руководству такой китч, от которого у меня мозги наизнанку выворачиваются, и поделать с эти ничего нельзя – потому что оно, руководство, сформировалось в эпоху агиток, сельских клубов и «Даёш!», и перестроиться, в силу возраста и заскорузлости мышление – не хочет, да наверное, и не желает.
– Да, агитация… – соглашаюсь я, и, сделав несколько шагов дальше по коридору, выпаливаю, оборачиваясь, и уже заранее жалея, – А давайте я вам помогу, Елизавета Антоновна? В четыре руки, а?
– Ой, Миша… – покачала головой учительница, улыбаясь тепло, – спасибо, но когда этим будешь заниматься?
– Ну, так… – пожимаю плечами, – найду время! Если у вас срочного ничего нет, так почему бы и не да?
– Почему бы и не да, – повторила она, рассмеявшись, – прелестный одессизм! Но всё-таки, Миша, нет, ты и так очень сильно загружен!
– Елизавета Антоновна! – я забежал вперёд, озарённый идеей, – Это ж можно как шефскую помощь от Трёхгорки провести! Ну или как что-то там… культурно-массовое! Не знаю, вам видней! Меня ведь и так, как самого молодого, на заводе всякими общественными поручениями начали грузить! Так я лучше здесь, при школе! Оно ведь и по возрасту, и вообще…
– Ох, Миша… – снова засмеялась она, – хитрец! Но ты прав, в самом деле – мне иногда времени на всё это не хватает, а поручать эту работу другим ученикам не всегда удобно. Взрослые, работающие люди, почти все – семейные, ну куда их ещё и общественной работой нагружать?
– Вот! – киваю часто-часто, – А я разика три-четыре в неделю спокойно выделю на такое! На заводе ж всё равно нагрузят, но здесь, с вами, интересней, да и…
Сделав вид, что смущаюсь и договариваю:
– … всегда можно будет спросить у вас, если что-то непонятное в книгах попадётся! Не только по химии, но и вообще.
Вот сейчас я почти не лукавлю, учительница открыла мне несколько советских писателей, о которых я либо вообще не слышал, либо не читал, и сейчас открываю для себя не то чтобы новый мир, но скажем так – новые грани. А ещё – классика, которая, оказывается, не исчерпывается школьной программой, и не то чтобы я этого не знал…
… но тем не менее!
– Хитрец! – с удовольствием повторила она, сделав шаг ко мне и ероша волосы, Но ведь и правда, ты здорово придумал! Наставник твой сегодня в школу пришёл?
– Да, Елизавета Антоновна, – обрадовался я, – на крыльце курит, с мужиками.
– Ох, куряги… – вздохнула она, поправив очки, сползшие к кончику потного носа, – Ну ты иди, иди! Я сама с ним поговорю.
– Спасибо!
Настроение взлетает вверх, и, отбивая на ходу чечётку, я влетел в класс и закружился в танце, бросив рюкзак на парту.
– Во даёт! – бесхитростно восхитился Сашка, простоватый и малость недалёкий, но очень надёжный деревенский парень. С двенадцати лет он подменял на тракторе отца, а с четырнадцати пришлось работать «за мужика», вытягивая младших вместо провалившегося под лёд отца.