Чужой
Шрифт:
Глядя вдаль, туда, где творилось непонятное, Гара сертип прошептал себе под нос:
— Если бы великий Аллах хотел послать нам доброе утро, над нашими головами не разразился бы такой ураган! Ты хоть посмотри, что за представление там идет!
Блоквил снова ответил, не глядя в сторону сертипа:
— Вы считаете это представлением?
Гара сертип с силой втянул в себя утренний воздух.
— Да еще какое представление… Считаю, что Аллах схватил нас обеими руками.
— А Аллах какое имеет отношение к этому событию?
Гара сертип покосился на собеседника.
— Ты ведь не мусульманин, господин. А иначе
— Это уловка, придуманная Говшут ханом, генерал.
— Что это за хитрость такая? Какими мозгами надо было шевелить, чтобы послать четверых всадников на верную гибель? Ведь и собака, если ее натравить, может наброситься на тигра.
— Вот и хорошо, если набросится.
Гара сертип, округлив серые глаза, посмотрел на Блоквила вопросительно.
— Не понял.
— Объясняю, коли не поняли. Я считаю, что надо очень опасаться народа, хан которого способен натравить собаку на хищника, во сто крат сильнее ее. Или я ошибаюсь?
Гара сертип молчал с видом человека, обдумывающего услышанное. И в этот момент самый последний из четырех всадников вылетел из седла лошади, словно ему набросили на шею петлю и стянули оттуда.
— Вот видишь, как поступают с собаками! — обрадовался Гара сертип, словно ребенок, смотрящий интересное представление. — Сейчас его вмиг разорвут на клочки.
Зная, что его ответ не понравится Гара сертипу, Блоквил тем не менее не смолчал:
— Но, прежде чем его разорвут на клочки, он сам успел очень многих людей покусать.
Гара сертип неожиданно согласился.
— Это точно. Что правда, то правда, надо признать это.
На сей раз Блоквил решил немного подбодрить генерала.
— Настоящий генерал таким и должен быть. Генералу, который не скрывает правды, какой бы горькой она ни была, всегда сопутствует удача…
Болтовня Гара сертипа вместо каких-то решительных действий была так же непонятна, как и скачки этих четырех туркмен посреди огромного войска. Блоквила это больше всего удивляло. Но тут случилось такое, что удивило француза еще больше.
— Пах-пах, ну и зрелище! — вырвалось у Гара сертипа, который не собирался никому показывать своего восторга. И этот возглас превратил сертипа из боевого генерала в стороннего наблюдателя происходящего.
— Уметь дать достойную оценку героизму врага тоже своего рода героизм!
И хотя слова эти были произнесены тихо, они коснулись слуха Гара сертипа. Но по тому, как он отреагировал на них, было похоже, что он не придал им особого значения.
Каждый день отправлялись косить траву для скота, нарубить дров для костра. И каждый раз туркмены угоняли мулов и лошадей, людей. Теперь уже и боеприпасы сберечь будет непросто.
Хамза Мирза Хишмет Довле, обосновавшийся на берегу Мургаба и ведущий размеренную жизнь, был похож не на главнокомандующего войсками, прибывшими для завоевания Мервского велаята, а на беспечного человека, приготовившегося к долгому отдыху на берегу реки.
Насколько было известно
По мнению Блоквила, не сегодня-завтра надо ждать событий пострашнее. Теперь сербазы не то что в Гараяп, даже в Порсугала, где они запасаются топливом, отправляются с большой опаской. Если им приходится удаляться от Мерва хотя бы на полфарсаха, к дровосекам присоединяются не только вооруженные всадники, они еще тащут за собой одну-две желтые пушки. И это еще больше утверждало Блоквила вл мнении, что духу войска нанесен значительный ущерб.
Иранские командиры ждали, когда Говшут хан откажется от своего намерения воевать и придет к ним на поклон. Блоквил же считал это ожидание иллюзией. Если бы Говшут хан намеревался рано или поздно подчиниться, не стал бы он устраивать небольшую стычку в окрестностях Мерва двадцать шестого июля, не пошел бы на утреннюю вылазку двадцать восьмого июля, когда четыре текинца застали врасплох спящую армию. Оба этих эпизода были тактическим ходом, чтобы выяснить настрой врага, пощекотать ему нервы, проверить силу его духа. Если бы Говшут хан держал в мыслях покорение врагу, не стал бы совершать поступков, за которые впоследствии пришлось бы нести многократную ответственность.
Больше всего Жоржа Блоквила поражало, что никто не делал выводов из хитрости Говшут хана. Ни для Хамзы Мирзы, ни для Гара сертипа не стали уроком ночные вылазки текинцев, участившиеся со времени занятия Мерва, ни приблизившееся к сотне число плененных сербазов, которых хватали, стоило им чуть-чуть удалиться от Мерва, а также угон двух желтых пушек. Мало того, высшее командование армии, словно они не на чужой земле находятся, не лишало себя никаких удовольствий: они устраивали скачки, ходили на охоту, наслаждались жизнью. Дни проходили за днями, складываясь в месяцы.
Рано утром восьмого сентября 1860 года возле шатра хамзы Мирзы царило оживление. Неизвестно чему радующийся главнокомандующий, облачившись в легкую одежду, вышел из своего высокого шатра.
Командиры частей, вельможи, муллы и муфтии, повара по очереди приветствовали принца низким поклоном.
В сторонке стояла группа слуг. Рядом с ними находились лопоухие длиннохвостые борзые со втянутыми животами.
Увидев гончих псов, Блоквил догадался, что принц собрался на охоту за зайцами либо в зарослях тростника в Сеитнасыре, либо на песчаный холм Попушгума.