Чужой

Юргелевич Ирена

— Дядя привез этот компас из Индии, — сказал Зенек. Юлек вытаращил глаза.

— Твой дядя был в Индии? — спросил он с восторженным изумлением. — Не врешь?

Зенек снисходительно усмехнулся:

— Он полмира объехал, и в Азии был, и в Африке.

Воцарилось молчание. Юлек размышлял, как здорово было бы иметь такого дядю, не говоря уж о компасе. Он чуть не вздохнул от зависти, но удержался, побоявшись, что Зенек сочтет его ребенком, и сказал деловито низким, взрослым голосом:

— Эта стрелка показывает на север, — давая понять,

что он разбирается в таких вещах.

* * *

Тем временем Мариан одевался и умывался чуть быстрее обычного, однако не теряя душевного равновесия. Этот Зенек не вызывал у него такого восторга, как у Юлека.

Поначалу он заинтересовался, готов был помочь, но парень своими выходками оттолкнул его. Правда, самостоятельность Зенека произвела впечатление и на Мариана, зато его «таинственность» и молчаливость казались мальчику нарочитыми и глупыми. «Не хочет — не надо», — думал он. Впрочем, Мариан вообще считал, что раз Зенек не задержится в Ольшинах, то и беспокоиться нечего. И только вечером, узнав, что тот сбежал из приемной доктора, Мариан заволновался.

Хоть он и сказал тогда Юлеку и девочкам пренебрежительно: «Хотел от нас отделаться, вот и отделался», — однако в глубине души он был поражен. Он не понимал, как Зенек мог так поступить. Конечно, невозможно всегда и во всем слушаться взрослых. Очень часто они неправы, а иногда просто очень хочется сделать как раз то, что они запрещают, но не подчиниться такому человеку, как доктор Залевский, и отправиться на ночь глядя вместо больницы неизвестно куда — это вещь неслыханная. Мариан чувствовал, что сам бы он на такое никогда не решился… Плохо это или хорошо?.. В сущности, поступок Зенека достоин был всяческого осуждения, а все же… Все же…

Теперь, раз Зенек еще не ушел, наверно, удастся разузнать о нем побольше — если, конечно, он окажется разговорчивее, чем накануне. Потому что если он собирается опять отвечать так, как вчера на острове, то Мариан предпочитает не спрашивать. «Где ты живешь?» — «Далеко, отсюда не видно»… Очень глупо!

Зенек встретил Мариана не то чтобы враждебно, но всем своим видом выражал нетерпение. Он явно очень спешил. «Значит, объясню ему, как пройти в Стрыков, и все», — решил Мариан.

— Пройдешь через деревню, выйдешь на дорогу… — начал он.

Но Зенек его прервал:

— Через деревню не пойду.

— Почему?

— Чтоб меня этот доктор увидел? Очень надо!

— Не бойся, — вмешался Юлек. — Он в это время всегда в больнице.

— Все равно, не пойду через деревню. Кого ни встретишь, каждый глазеет на мою ногу.

— Ну, тогда по тропинке через луг. — Мариан показал на дорожку, которая огибала стог и уходила к окаймленному лесом горизонту. — Дойдешь до линии высокого напряжения и повернешь влево. Там будет проезжая дорога, прямо до самого Стрыкова. Только. — Мариан заколебался, — не знаю, как ты со своей ногой доберешься, туда километров десять, а то и двенадцать.

— Доберусь, не беспокойся.

— Я

покажу тебе, где сворачивать.

— Давай пойдем с ним до самой дороги! — предложил Юлек. — Ладно, Мариан? Ладно?

— Зачем? От поворота он сам найдет без труда.

Все трое двинулись по тропинке. Юлек шел рядом с Зенеком, стараясь шагать с ним в ногу, Мариан немного позади.

Зенек шел медленно, опираясь на посох, больной ногой ступал на пятку. Видимо, нога сильно болела, потому что не успели они сделать и двадцати шагов, как на лице Зенека появилась напряженная и упрямая гримаса. Юлек время от времени на него поглядывал; его преклонение перед Зенеком росло с каждым шагом, и тем мучительнее была мысль, что еще немного — и им придется расстаться навсегда. Однако он страдал молча — о таких вещах не подобало говорить вслух.

Мариан шагал размеренно, его все это как будто мало трогало. Но в глубине души ему очень хотелось бы показать этому Зенеку, что и он, Мариан, тоже не из маменькиных сынков. Жаль только, что подходящий случай уже вряд ли представится.

Не прошли они и полукилометра, как Мариан вдруг сказал:

— У тебя кровь идет.

— У меня? — удивился Зенек и взглянул На ногу.

На загрязнившейся повязке виднелись лишь пыльные полосы.

— У тебя, — показал Мариан на несколько красных капель, быстро впитывающихся в землю.

Юлек присел и осмотрел повязку снизу.

— Идет! — подтвердил он.

— Черт! — выругался Зенек.

— Сядь, — посоветовал Мариан и, вспомнив опыт пионерских походов, прибавил: — А лучше всего ляг и подними ногу кверху.

Как раз неподалеку находился стог, в котором ночевал Зенек. Они сели, Зенек согнул ногу и мрачно смотрел на красное пятно на подошве, которое медленно увеличивалось.

— Видно, рана открылась, — сказал Мариан. — Потому что ты ходил.

— Больно? — спросил Юлек.

— Немного.

— А все-таки хорошо бы тебе полежать в больнице, — неуверенно сказал Мариан.

— Ничего не хорошо! — огрызнулся Зенек.

— Почему?

— Потому!

Мариан начинал терять терпение, что случалось с ним очень редко.

— Доктор, наверно, лучше знает, — наставительно произнес он. — Уля говорила, что тебе нужно четыре дня лежать в постели.

— А я знаю, что мне нужно идти.

На это трудно было возразить, и Мариан замолчал. Зенек лег на спину, лицом к стогу, и устроил ногу на плотно сбитом сене.

— Сейчас подсохнет… Подсохнет, и я пойду.

Утренний холод прошел, стало жарко, над полями вился теплый пар, одуряюще пахло влажное разогретое сено. Было блаженно хорошо, как бывает, когда после долгих дождей снова засветит солнце. В другое время Мариан и Юлек растянулись бы на солнцепеке и долго бы так валялись, ни о чем не думая. Теперь же они сидели как на иголках, с трудом сохраняя спокойный вид.

Наконец Юлек встал.

— Покажи, — сказал он Зенеку.

Тот повернул ногу.