Чужой
Шрифт:
— Да знаю, знаю…
— Хорошая машина, красивая. Джип. Цвета «мокрый асфальт». «Тойота»! А сам он — нехороший, злой. Тетка Варя его в дом не пустила. Два дня назад он опять приезжал…
— Вон оно как…
— Ганка к нему вышла… но не надолго! Он хотел, чтобы Ганка с ним куда то поехала… Звал ее сесть в свою машину!
— А что она?
— Сказала — не хочу! не поеду! Коля стоял рядом, все слышал. Я ему сказал: «Ты злой, нехороший! Она тебя не любит! Вернется наш солдат, побьет тебя! А нет, я тебя своей палкой сам излуплю!!» — Коля Николаша
Коля Николаша чуть попятился, переложил палку в левую руку, а большим пальцем правой чиркнул себя по горлу, чуть ниже спутанной бороденки…
Краснов прошел в дом. Переоделся в джинсы, надел свежую майку. Включил мобилу на подзарядку. Тот эпизод, когда в ночь с пятницы на субботу Аня влепила ему пощечину, тревожил его все последние дни. Бередил, беспокоил, как заноза, которая выбаливала, «дергала», но которую никак не получалось извлечь. Щека, кажется, горит и по сию пору. Надо сказать, что били его не раз и не два: все детство, всю юность, почитай, не вылезал из драк и разборок. Сам легко пускал в ход кулаки, но и получать доводилось, не один он мастак «махаться». Да и в армии всякого довелось хлебнуть: бывало, что и ногами пинали, даже ребро в учебке сломали…
Но это то понятно, объяснимо. А тут за что получил то?
За то, что вмешался? Что не позволил каким то приезжим зверушкам выеб…ся на глазах у всех, как они это любят? За то, что ответил за «русскую свинью»?
Эххх…
Он вдруг вспомнил, что Аня дала ему номер своего мобильного (который он — по даденной ею бумажке — забил в память своей трубки). Позвонить, что ли? Или сходить к ним без звонка: эдак по соседски, типа «у меня тут соль закончилась, не выручите?»…
Пока он размышлял, как ему поступить в данной ситуации, ожил его сотовый. Дмитрий посмотрел на экранчик: ага, Супрун объявился…
— Леха, привет!
— Здорово, Димон! — Краснов уловил в голосе приятеля какие то незнакомые прежде нотки. — Ты где сейчас? Я тебе весь день трезвоню на мобилу! Есть срочное дело!
— Я у себя, Леха… то есть — на Вагонной! А что за дело то?.. Ммм… извини, это был дурацкий вопрос! Где и когда?!
— А атлично! Узнаю старого карифана! Вот что, братишка! Тут надо кое какие вопросы порешать… И я очень надеюсь на твою помощь! Слушай сюда, друг…
— Я слушаю!
— Значит так… Прикид — беспалевый! Джинсы или спортивные брюки, майка, кроссовки, куртец или свитер на случай холодной ночи! Документы и мобилу с собой не бери! Не мешкай, Димон… выходи на перекресток возле «стекляшки»! Я тебя подберу там минут через двадцать, лады?!
Краснов сунул ноги в кроссовки, нахлобучил
Он погасил свет на кухне и в коридоре, запер дверь, ключ сунул в рукавичку, висевшую на гвоздике в веранде. Саму веранду запирать не стал: у Коли Николаши здесь стоит топчан, на котором он обычно спит до самых зимних холодов…
До перекрестка рукой подать: через три дома, на пересечении двух окраинных улиц, стоит «стекляшка», а в ней затрапезная кафешка… Шашлыки башлыки, кебабы лаваши…
Раньше, в годы юности, кафе называлось «Волна». А с недавних пор, когда сменились хозяева, на вывеске красуется другое название — «Терек».
— Дима! Дима… постой!
Краснов притормозил… обернулся. Из калитки соседского дома вышла… Аня! На ней короткие шортики и голубенькая майка топ… Даже в сумерках было видно, какая она ладненькая, как она хорошо сложена, как из нее брызжет молодая энергия… Эх, глаз бы не отводил… так и смотрел бы на нее, — такую! — так и пил бы ее, как чистейшую родниковую воду…
— Привет, — сказал он сухо. — Я спешу.
— Да? — она как будто споткнулась… но затем, приноравливаясь под его длинный упругий шаг, догнала и засеменила рядом. — Дим!
— Ну? Чего тебе?!
— Дима! — она схватила его за локоть, так что ему пришлось все же остановиться.
— Во первых, извини… Ну… ты знаешь… Короче, я была не права! Не обижайся… сама не знаю, что на меня нашло! Я просто очень боялась… И за тебя… Ну и за себя тоже! Боялась, что все может плохо закончиться. Вот нервы и не выдержали! Я заходила к вам, но твоя мама сказала, что ты уехал… Я и сегодня заглядывала днем, но ты спал, а я не решилась тебя разбудить… Так, посмотрела немного на тебя, спящего… и ушла. А вот, кстати, и твоя мама.
Краснов еще несколькими секундами ранее заметил служебный автобус, который развозил «станционных» — на нем обычно мать и приезжает сюда, на Вагонную, после смены.
— Насчет этого, — Краснов коснулся щеки, — ерунда! Я не в обиде… может и было, за что. Ты сказала — «во первых». А что «во вторых»?
— А во вторых, Дима, я уезжаю…
— Куда?
— В Москву, — Краснову показалось, что в ее голосе прозвучали печальные нотки. — Каникулы еще не закончились, но есть дела… Завтра утром уезжаю, поездом.
— Понятно…
— Да ничего ты не понимаешь!.. Ну… так надо, короче. Вот что… — она сунула ему в ладонь сложенный в четвертушку лист бумаги. — Я хотела оставить эту записку вашим… думала, что не увижу тебя.
Краснов механически сунул записку в задний карман брюк. Краем глаза заметил, что к тротуару, там, где с минуту назад останавливался служебный автобус, припарковались две легковушки: темно синий подержанный «пассат» — это машина Супруна — и какой то внедорожник…
— Ань, мне пора… За мной люди приехали.