Чужую ниву жала (Буймир - 1)
Шрифт:
Семья похлебала постную похлебку. Горячая жидкость приятно согревала желудок, а тревога, забота все разъедали душу...
Тут еще новая напасть свалилась - вот у Захара голова и неспокойна. Старшина купил землю рядом со Скибиной нивкой. Это значит - беги скорей продавай или меняйся. Закрутит. И писарь податями задавит. Это уж, как пить дать, закрутит. Ведь не обойдется же без того, чтобы корова не ступила на соседнюю нивку. Калитке только бы врезаться клином. Он уже прихватил немало земли вот так, по кусочкам. Штрафами, угрозами задергал людей. Как зайдет скотина на голую землю - штраф. Перенимает ухватки Харитоненки, и люди трепещут, пошло беспокойство. Теперь, по всему видно, подбирается к Захаровой нивке,
Целый вечер Захар точит пилу, чтобы завтра что-нибудь заработать. Хоть в Сумы, хоть в Лебедин - не близкий путь. Батько с сыном решили идти в Лебедин пилить дрова.
Дед Ивко парил на печи немощное тело и словно оправдывался:
– Пошел бы и я, да уж ноги меня не носят, руки не служат.
Туманный рассвет сыпал снежком, крикливое воронье слеталось на базарную площадь.
Высокие белые колонны радовали глаз необычайной красотой. Густые базарные запахи - дегтя, кож, извести, керосина, олифы - кружили голову, проникали в душу, будоражили. Захар перекрестился на золотистые, как августовские тыквы, купола собора, на острый шпиль земской управы - на все четыре стороны. Дроворубы обходили каменные дома, заглядывали в просторные дворы. Душистый запах свежего хлеба мутил рассудок - сколько соблазнов, приманок в этом, Лебедине! Дроворубы туго затянули пояса поверх своих сермяг.
Людные улицы пестрели новыми кожухами. У Захара то рябило, то желтело в глазах. Он несмело заглянул во двор с глухими железными воротами. Там на цепи рвалась собака. Захар выскочил на улицу и перекрестился.
– Слава тебе господи, дрова есть, - сказал он Павлу.
Отец с сыном стояли в обшитых старой ветошью сапогах среди широкого двора. По деревянной лестнице спустился бородач в белом фартуке, махнул рукой:
– Не нужно, уже наняли...
– Почем?
– спрашивает Захар.
– По рублю за сажень.
– Мы бы покололи дешевле, - упрашивает Захар, - мы бы по восемьдесят копеек взялись.
Не по душе Павлу отцовские слова, да сказанного не вернешь.
А тут подоспели старые дроворубы - вернулись с базара. Услышав эти слова, они, обозленные, подкрались сзади, взяли Захара за грудки и начали трясти: "Мы тебе порубим, поколем!.. Вырываешь у нас работу! Иди, найди себе!.." Совсем затолкали, задергали, затуркали отца. Павло хотел вступиться за батька, защитить его своим дюжим кулаком, да так и не посмел поднять руку на седобородых людей. Услышав крики, выбежал приказчик и рознял дроворубов. Понурые, осрамленные, вновь побрели по улице Захар с сыном. Отец не смотрел на сына, гнетущее чувство давило его.
Долго им еще не везло, долго еще слонялись они со двора во двор. Только дразнили собак, теряли время, голодные и раздраженные.
Против Дворянского собрания, за железной оградой, стояло в глубине двора длинное каменное двухэтажное здание.
– Тут учатся панские девчата, - пояснил батько.
На просторном, как выгон, дворе дворник сметал снег с каменных дорожек, проложенных между ровными рядами сирени. Отец толкнул локтем сына - поступай, мол, как я. Бывалый человек, знает, что делать: подбежал к дворнику, взял лопату, стал отбрасывать снег. Павло подметал вслед метлой.
– Тимофей Иванович, - попросил Захар дворника, - мы тебе поможем снег отгрести, купим полкварты, только возьми нас колоть дрова, никому не отдавай.
Дворнику надо было еще подумать, взвесить, но Захар так смотрел на него, так упрашивал, что тот согласился. Расчистив каменные дорожки, взялись они за пилу. Пахучие дубовые опилки посыпались на снег. Много времени пробегали без толку, зато как дорвались до дуба - не разгибали спин. Кружилась голова - то ли от запаха дуба, то ли с голода, - они гнали надоедливые мысли о еде. Радовал большой штабель кругляков:
Дворник Тимофей Иванович был приятно удивлен - быстро управились, хорошо порезали - и даже угостил батька махоркой. Постоял, поговорил с ним, как равный с равным, и ушел, но скоро вернулся, принес дроворубам горшок, обдававший пахучим паром, - недоеденный борщ, приготовленный для панских дочек, - и заплатил деньги. Захар долго перебирал на ладони серебряную мелочь, хмурил лоб, даже вспотел. "И круп надо принести домой, потому что уже изголодались, а попотчевать дворника надо непременно, потому что другой раз не даст работы". Захар хозяин своего слова, никто его не упрекнет... "Штабеля хватит на неделю, не ломай каждый вечер голову, где взять работы. Надо обязательно задобрить дворника, - может, еще когда пригодится, человек следит за порядком на большом дворе, тут всегда работа найдется. Надо с людьми умеючи жить..."
Набегала докучливая мысль о пустой печи, о жене, но Захар прогнал надоедливые заботы. Завтра он накупит харчей для дома, а сегодня требуется, как положено в первый день... Захар выкладывает свои мысли сыну, Павло не в силах тут ничего поделать. Мать строго наказывала Павлу, чтобы следил за отцом, но ведь на самом деле дворник может отказать завтра в работе, если его не угостить. Захар переглядывается с сыном, тот поводит плечами, хмурится - отцу виднее. Захар вспоминает, что не мешает и самим погреться после рабочего дня, приносит сороковку и с поклоном подает Тимофею Ивановичу, пообещав завтра еще гостинца...
Дворник нехотя взял.
Вторую бутылку батько поделил с сыном - окропили душу. Весело забулькал напиток в горле, после чего с души сразу спала тяжесть, лица их прояснились, - стало довольно легко жить на свете. Сидя на колоде, они роскошествовали на славу. Набивали рот свежим пахучим хлебом, и запах дуба, и пшеничный дух хлеба веселили сердце. Решили покривить душой, не говорить дома матери ни о чем, а то не оберешься упреков.
Сытые, довольные возвращались домой. Вечереющая полевая дорога навевала спокойные мысли. Батько даже затянул жалобную песню о бедной головушке: на чужой сторонушке негде сесть, гнездо свить, малых деток приютить... Захар бродил с косой по Дону, по Черноморью, по плодородным степям и наслушался всяких песен, - может, он вспомнил теперь свои сиротские тяжелые годы.
Сын стал говорить отцу, что паны издеваются над людьми, над братьями, то есть крестьянами, пашут на них землю. Царь с помещиками заодно, потому что царь - самый богатый помещик, и если батько хочет знать, у одной царской фамилии столько земли, сколько во всей губернии!.. (Он поразил Захара, ошеломил.) И пусть батько не думает, что Харитоненко кормит крестьян. Крестьяне, поденщики кормят Харитоненку!
Глубоко в душу Захара запали эти слова сына. Вот и разбери, с кем Павло водится и откуда он такой. Станет Захар еще следить за собственным сыном, где он пропадает по воскресеньям и всегда ли ходит он на посиделки по вечерам! У сына своя голова на плечах. Слава богу, стал на ноги, честно приносит домой заработанное, сдает родителям - не пропивает. Родного сына скоро не узнаешь. Выкладывает ли он эту грамоту только одному Захару, почем знать? И откуда это у него попадает в голову, из книг, что ли? А где он достает книги? А что будет, если такая книга попадет старшине, уряднику или даже батюшке? Или кто донесет? Становой, земский дознаются - дорога в Сибирь сыну открыта...