Цианид по-турецки (сборник)
Шрифт:
К некоторому облегчению, труп не раздевали, и чудовищные следы разложения были, в основном, скрыты от моих глаз. Боюсь, я бы не выдержал ужасной картины. А что она ужасна, я мог понять по тем следам, которые наблюдал в доступных местах — на лице и шее убитого фрисканда и на его руках.
Как я уже писал однажды, кожа великанов выглядела вблизи весьма пестро и отталкивающе. Думаю, читатель может сам представить себе, насколько хуже обстояло дело с кожей великана мертвого. Явственная зелень, еще недоступная зрению бробдингнежцев, но уже явственно видевшаяся мною, образовывала обширные острова на щеках и лбу Фрисканда; оттенков было великое множество —
Призвав на помощь всю свою выносливость, я медленно осматривал убитого, стараясь не пропустить ни одной мелочи. Разумеется, слово «мелочь», применительно к великану, кажется смешным — но и она возможна. Например, на указательном пальце правой руки Цисарта я обнаружил синеватое пятно длиною примерно фут и шириною дюйма полтора. Поначалу я воспринял его так же, как пятна на лице офицера — как результат гниения. Однако, заметив, что в этом месте кожа была несколько придавлена, и образовавшаяся ложбина имела округлую форму, я догадался, что пятно было чернильным. Я тотчас вспомнил о записке, которую получил Бедари, и подумал, что, по всей видимости, эту-то записку и писал Цисарт незадолго до смерти.
Впрочем, до рук фрисканда я добрался не сразу. Сначала я осмотрел лицо Цисарта. Здесь, кроме трупных пятен, явственно были видны следы травяной зелени — особенно на носу и скулах.
Более всего меня заинтересовали его губы. Они были покрыты бурой коркой запекшейся пены. Я подумал, что эту корку не мешало бы сравнить с той, которая осталась на срезанных мною травяных стеблях. Забравшись на плечо убитому, я приблизился к подбородку, постелил на него свой носовой платок и, задержав дыхание, принялся тесаком соскабливать в него корку с губ. Собрав некоторое количество, я завязал платок, спрятал его в карман, и двинулся дальше.
Рана в груди, откуда вышло лезвие шпаги, представляла собой дыру с неровными краями, двенадцать дюймов на полтора-два. Края и одежду вокруг покрывала толстая корка заскорузлой крови, твердая на ощупь.
Тут я сообразил, что не в силах буду перевернуть гигантское тело и дозваться Глюмдальклич или смотрителя тоже не смогу. Но мне непременно нужно было увидеть входную рану — в спине, куда был нанесен смертельный удар.
Некоторое время я пребывал в раздумьях, затем, видя, что ничего другого не остается, решил попробовать подлезть под убитого и, по возможности, определить особенности раны и ее размеры хотя бы на ощупь. Воспользовавшись тем, что тело человеческое не плоско, но имеет естественные изгибы, я закрыл рот и нос шарфом и опустился на четвереньки и попытался пролезть, сколько было возможно. Наибольшее расстояние от поверхности стола до тела в области поясницы, составляло примерно полтора фута, так что я вполне смог ползком пробраться под покойника, так что нащупал ближайший к себе край раны. Двигаясь осторожно, то и дело кашляя от жуткой вони, проникавшей и сквозь плотную ткань шарфа, я, тем не менее, сумел установить размер раны, а так же точное направление удара — по тому, как располагались обрывки ткани кафтана по краю ранения.
Выбравшись после этого, я восстановил дыхание, а затем занялся правой рукой Цисарта. Поистине, все познается в сравнении! После пребывания под убитым, воздух снаружи уже не казался мне настолько напоенным гнилью; я дышал полной грудью и почти не замечал отвратительного запах. Теперь я мог с большим интересом
Итак, правая рука заинтересовала меня уже упомянутым чернильным пятном. Далее я направился к ногам, отмечая все повреждения одежды и пятна, коими изобиловало платье Цисарта.
Добравшись до огромных сапог и отдохнув здесь не много, я обошел труп и двинулся, теперь уже слева, в обратном направлении. Здесь лежала шпага, и я осмотрел ее с особым терпением и тщательностью.
Все лезвие было покрыто бурой коркой запекшейся крови. Такая же корка покрывала и рукоятку. Я внимательно осмотрел ее. Внимание мое привлекло небольшой — полдюйма в высоту — заусенец в верхней ее части. Он тоже покрыт был засохшей кровью.
Затем я осмотрел гарду, размерами и чеканкой походившая на щит Ахиллеса, каким его описывал Гомер. Она выглядела куда чище рукоятки, если не считать нескольких травинок и пары комков засохшей грязи.
Такую же грязь, но в гораздо большем количестве я обнаружил на острие, причем грязь эта пристала к металлу поверх бурой запекшейся крови. По всей видимости, удар был нанесен с такой силой, что добрых футов пять стали вышло из груди убитого. Когда Цисарт упал ничком, острие вонзилось в землю. Потому, после того, как растерявшийся Бедари выдернул шпагу из груди своего друга, лезвие оказалось выпачканным не только кровью, но и землей. Но…
Я вновь прошелся вдоль всей шпаги, машинально меряя шагами длину оружия. Рукоятка оказалась примерно 4 футов; лезвие — шириной 12 дюймов, а длиной — 35 футов.
Я остановился. Увиденное подтвердило мою мысль, забрезжившую в моем сознании при осмотре площадки. Опустившись на колени, я еще раз внимательнейшим образом осмотрел лезвие шпаги. Крупинки грязи и крохотные травинки, которые были мне видны вполне отчетливо, покрывали острие шпаги. Собственно говоря, это подтверждало слова Бедари о том, что шпага вонзилась в землю — после того, как Цисарт упал, сраженный ударом убийцы. Действительно, комья земли — каждый не более моего кулака, — покрывали лезвие от конца на целый ярд.
Записав все результаты осмотра в тетрадь, которую носил в широком кармане камзола, я вернулся к огромным сапогам — чтобы находиться подальше от ужасного запах, источником которого, в наибольшей степени, были открытые части тела. Здесь я сел, привалившись спиной к каблуку. Примерно через четверть часа появилась Глюмдальклич, все это время прогуливавшаяся перед храмом.
Пора было уходить. Случайно я бросил взгляд на сапоги убитого. Только сейчас мне показалось, что они были испачканы травяной зеленью странным образом. Толстые подошвы и подбитые гвоздями каблуки были чисты, причем я рассмотрел их со всей возможной тщательностью — даже шляпки гвоздей, примерно дюймового диаметра, выступавшие на полдюйма.
А вот к носкам обоих сапог в обилии прилипли травяные частицы, кои немедленно счистил я тесаком во второй, приготовленный мною платок. Это показалось мне очень странным. На всякий случай я измерил длину подошвы — она составила 14 футов. Сверившись с записями, сделанными мною утром, я убедился, что размер сапог Цисарта не совпадает со следами, оставленными на лужайке. Я почувствовал себя сбитым с толку. Получалось, что фрисканд, найденный убитым в парке, словно бы перенесся туда по воздуху.