Цицианов, Лапин Владимир Викентьевич

Цицианов

на обложку

Лапин Владимир Викентьевич

Шрифт:

* * *

То, что Павел Дмитриевич Цицианов, человек с грузинскими корнями, стал полковником, а затем и генералом российской армии, — достаточно типично для империи Романовых XVIII—XIX веков. «…Нет другой страны, где расы, нравы, верования и умы разнились бы так сильно, как в России. Многообразие лежит в глубине — одинаковость на поверхности: единство наше только кажущееся. Вот, извольте взглянуть, неподалеку от нас стоят двадцать офицеров; из них только двое первых русские, за ними трое из верных нам поляков, другие частью немцы; даже киргизские ханы, случается, доставляют ко мне сыновей, чтобы те воспитывались среди моих кадетов…» — говорил Николай I в 1839 году французскому путешественнику маркизу Астольфу де Кюстину [42] . Вооруженные силы являлись одним из важнейших институтов, скреплявших многонациональную и многоконфессиональную Российскую империю. Военный мундир становился для туземной знати наиболее надежным пропуском в состав государственной элиты, проверенным инструментом для реализации честолюбивых замыслов и оправдания надежд на повышение благосостояния. При доминирующем значении всего государственного (интересов, символов и т. д.) даже временное превращение человека в частичку государства автоматически поднимало его общественный статус. Блистательные военные и бюрократические карьеры иноземцев, инородцев и иноверцев в России XVIII — начала XX века позволяют говорить об отсутствии видимой связи между этнической и вероисповедной принадлежностью государственного человека и темпами его продвижения по служебной лестнице. Более того, есть все основания подозревать административную машину России в протекции «не коренным русским». По крайней мере представительство народов в эшелонах власти было далеко не пропорциональным их численности. Генерал А.П. Ермолов, известный своим острым языком, на вопрос Александра I, какую награду он хотел бы получить, сказал: «Сделайте меня немцем!» В этой реплике сконцентрировалась глубокая обида русских офицеров по поводу «немецкого засилья» в командном составе армии и флота, которое проявлялось в том, что процент выходцев из германского мира заметно повышался по мере продвижения в чинах. Если остзейцы-поручики еще «растворялись» в общей массе обер-офицеров, то в генералитете знаменитая приставка «фон» встречалась очень часто. Одной из главных претензий к «нерусским» было протежирование «своим». В мемуарах К.К. Жерве описан такой случай: в начале XIX века по традиции все награждения производились

на Пасху. Кроме орденов и чинов в качестве награды нередко выступали денежные суммы (оклады, аренды и т. д.). Главный командир Свеаборгского порта граф Л.П. Гейден осчастливил таким образом нескольких немцев-остзейцев и шведов. Потом он похристосовался с полковником Абрютиным, «обремененным огромным семейством», и сообщил, что денег тот не получит. Полковник при всем народе упал на колени, перекрестился и воскликнул: «Господи милосердный и всесильный! Перекрести меня хоть в какого-нибудь Шванценштрема — авось тогда помилуют!» Мемуарист, наблюдавший эту картину, отметил, что «граф очень сконфузился». Может быть, он действительно заметил свой промах, а может, испугался перспективы заполучить подчиненного с фамилией, которая для германо-шведского уха звучит грубовато. Schwartz— в прямом литературном переводе — хвост, а на всем понятном арго — другой орган, к хвосту довольно близко расположенный [43] . Список офицеров Грузинского гренадерского полка на 1900 год — лучшая иллюстрация многонационального состава армии империи. Этническая принадлежность в документах не указана, и потому ее можно «угадать» по характерным фамилиям и именам. Командовал частью поляк, его заместителем был грузин. Из пяти батальонных командиров русским был только один (и тот, вероятно, украинец — Юркевич); остальные — два грузина, польский татарин и поляк. В списке обер-офицеров также немало грузинских, армянских, польских и немецких фамилий [44] . Н.Н. Муравьев, прибывший в 1820 году на Кавказ, обратил внимание, что в 7-м егерском полку офицеры были «грузины, армяне, поляки и большей частью малороссияне» [45] . В энциклопедическом словаре «Генералитет Российской империи» едва ли не каждая четвертая фамилия звучит не вполне по-русски [46] .

Астольф де Кюстин.Россия в 1839 году. Т. 1. М, 1996. С. 199—200.

Жерве К.К.Воспоминания // Исторический вестник. 1898. N° 5. С. 735-736.

Махалюк Я.Я.Грузинцы в Закавказье. Боевая летопись 14-го гренадерского Грузинского генерала Котляревского полка. Второе столетие. 1800—1900. Тифлис, 1900. Приложение XVII.

Записки Николая Николаевича Муравьева-Карсского // Русский архив. 1888. № 9. С. 17.

Волков С.В.Генералитет Российской империи. Энциклопедический словарь генералов и адмиралов от Петра I до Николая II. Т. 1—2. М, 2009.

В советской историографии империя Романовых уподоблялась таким «классическим» государственным образованиям, как Британская или Французская империи, где мононациональная метрополия нещадно эксплуатировала колонии, отличавшиеся от имперского ядра этническим составом населения, социально-экономическим укладом, нравами и бытом. Туземная знать при этом выглядела не более чем привилегированной прислугой коронной администрации, которая относилась к ней с позиций культурного превосходства. В России роль метрополии играла имперская элита, космополитичная по своему составу и вектору культурного развития, а роль колоний — вся территория страны, жители которой были одинаково бесправны. Для курского или вологодского крестьянина расширение границ державы означало только то, что его односельчанин, забранный в рекруты, находил свою смерть в кавказских ущельях, туркестанских песках или финляндских болотах. Все народы вошли в состав Российской империи в результате войн разного масштаба, все испытали культурную «унификацию», часто именуемую русификацией. У всех народов национальная знать без особых проблем находила применение своим талантам и амбициям в офицерских чинах, тогда как на туземных простолюдинов по разным причинам оказывалось не так-то просто надеть солдатскую шинель. Весьма характерно, что финны, армяне, грузины, мусульмане в целом подозревались властью в недостатке лояльности, но при этом представители национальных элит не только не встречали препятствий при определении на службу, но зачастую получали преимущества перед «коренными русскими». До конца имперского периода правительство не решалось призывать на службу азербайджанцев и горцев Северного Кавказа «по политическим соображениям», но это не помешало стать генералами А.М. Алиханову-Аварскому или Гуссейн-хану Нахичеванскому.

Всего в списках императорской армии состояло более трехсот генералов грузинского происхождения. В это число включены как представители туземной элиты — уроженцы Кавказа, обучавшиеся русскому языку уже в зрелом возрасте и упокоенные, невзирая на место смерти, в родной грузинской земле, так и лица, родившиеся в России, воспитанные в русской культурной среде. Обычной практикой являлось награждение генеральским чином лиц, принадлежавших к владетельным домам Закавказья: таким образом, в списках высшего командного состава императорской армии оказались Леван, Давид, Григорий и Николай Дадиани (последний с титулом светлейшего князя и приставкой — Мингрельский), а также Мамия Гуриели (владетель Гурии), Михаил Ширвашидзе (владетель Абхазии), Иоанн и Ираклий Багратионы, Бакар, Георгий и Давид Багратионы-Грузинские, Константин Багратион-Имеретинский, Константин Багратион-Мухранский — члены династии, правившей в Грузии до ее присоединения к России [47] .

Гогитидзе М.Грузинский генералитет (1699—1921). Биографический справочник. Киев, 2001.

Самая сильная волна грузинской эмиграции — приезд в Россию Вахтанга VI с его свитой в 1724 году. Вместе с царской семьей пришлось покинуть родину более чем тысяче князей, дворян, священнослужителей и «людей разных званий». После смерти в 1737 году царя Вахтанга VI императрица Анна Иоанновна отдала распоряжение собрать сведения о свите умершего грузинского монарха для привлечения желающих на русскую службу с офицерским чином и правами дворянства. (Это послужило прецедентом для других выходцев из Грузии, которые претендовали на такой же прием. Однако правительство не нашло оснований для столь широких льгот. По указу от 4 октября 1760 года грузины благородного происхождения обязывались начинать службу солдатами в гвардии, как и русские дворяне [48] .) По указу от 25 марта 1738 года было сформировано девять грузинских рот, кроме того, было предложено сформировать отдельную грузинскую гусарскую роту общей численностью 83 человека. Князьям при этом дали в собственность по тридцать, а дворянам — по десять дворов на Украине [49] . Командиром гусарской роты назначили капитана М.И. Багратиона-Мухранского. В 1741 году роту переформировали в Грузинский гусарский полк [50] , но людей для поддержания штатной численности не хватало, и остатки этой части в 1769 году влились в Московский легион, укомплектованный авантюристами всех национальностей и упраздненный в 1775 году [51] . В 1768 году Артиллерийский шляхетный корпус окончили братья Леван и Владимир Яшвили, направленные на обучение военному делу в Россию и дослужившиеся до генеральских чинов. Портрет генерала от артиллерии Л.М. Яшвили (Яшвиля) находится в Военной галерее Зимнего дворца среди других образов героев 1812 года. Царь Георгий XII послал в Петербург сыновей Давида, Марианна и Иоанна, которых Павел I принял очень благосклонно; их всех произвели в генерал-майоры и назначили командирами пехотных полков. Старший из них, Давид, был шефом лейб-гвардии Преображенского полка [52] .

ПСЗ I. Т. 15. № 11112.

Чиабров Д.Война и грузины. Пг, 1915. С. 3.

Гогитидзе М.Грузинский генералитет. С. 8—9.

ПСЗ I. Т. 9. N° 8065.

Тучков С.А.Записки. С. 254.

В России находили убежище и жертвы междоусобиц более позднего времени. Как явствует из всеподданнейшего прошения князя Давида Эристова Рачинского от 20 апреля 1803 года, его дядя Ростом управлял огромным владением в Имеретин (около 10 тысяч семей), но потерпел поражение, подняв мятеж против царя Соломона Великого. Ему выкололи глаза и конфисковали всю недвижимость. Часть ее правитель Имере-тии раздал верным князьям, а часть присоединил к своим родовым владениям. Д. Эристов, повзрослев, сам принял участие в междоусобицах, но попал в плен и, будучи отпущенным на волю, перебрался в 1792 году в Россию. Екатерина II определила ему на первый год пенсион в 1500 рублей, который в последующие годы снизился до 240 рублей. Эристов поселился в Кизляре и обратился с просьбой повысить ему пособие [53] .

АКА К. Т. 2. С. 345—346.

Выходцам «разного звания» из турецких и персидских владений в XVIII веке платили довольно высокое жалованье. Из них формировались национальные части — грузинские, молдавские, сербские, венгерские, существовавшие «на правах казачьих». Делалось это по ряду причин. Во-первых, казачья военная организация оказалась пригодной для социального «обустройства» иммигрантов, не имевших специальных профессиональных навыков или возможности поступления на службу на правах дворянства [54] . Так пытались ставить под административный контроль разношерстную и склонную к асоциальному поведению массу. Генерал С.С. Пишчевич, серб по национальности, так характеризовал нравы своих сослуживцев: «…Все то было строптиво, развращено, пьяно, и всякий день происходили между ними и обывателями драки и ссоры… и бывало иногда как напившись пьяные между собой подерутся, то со страху обыватели из села вон бегут…» [55] В России XVIII — первой половины XIX века мало кто жил «сам по себе»: крестьяне и мещане объединялись в общины, купцы — в гильдии, ремесленники — в цехи, дворяне — в уездные и губернские собрания, чиновники — в ведомства, казаки — в войска, церковники — в епархии. Корпус иммигрантов постепенно расслаивался на сословия, из которых и состояло тогдашнее российское общество. Кто-то выслуживал (или подтверждал) дворянство, кто-то пополнял ряды купечества, кто-то, устав от приключений, доживал свой век скромным мещанином. Когда в 1780-е годы приток выходцев уменьшился, национальные гусарские (казачьи) полки были переименованы в Ольвиопольский,

Александрийский, Херсонский, Константиноградский и Таврический легкоконные полки. Затем после ряда переформирований и переименований они стали основой для нескольких гусарских полков, комплектовавшихся русскими на основании рекрутской повинности [56] . Во-вторых, у правительства под рукой оказывались, как тогда говорили, «кадры» для создания более многочисленных формирований. Уже в 1703 году, за два десятилетия до Персидского похода, велась подготовка по комплектованию в Астрахани армянского полка, который мог служить передовым отрядом российского корпуса в Закавказье, учебным центром для командного состава христианских ополчений, а в последующем — стать ядром будущей армянской национальной армии [57] . В-третьих, само существование таких частей имело большое символическое значение. В 1774 году во время торжеств по случаю заключения Кючук-Кайнарджийского мира в состав специально сформированного эскорта Екатерины II вошли представители из уже упоминавшихся гусарских полков, где служили бывшие турецкие подданные-эмигранты. Это был один из ярких знаков притязаний России на покровительство всем христианам Балкан и Кавказа. В 1811 году Александр I пожелал иметь в составе гвардейского корпуса конную сотню, составленную из грузинской знати. 18 мая 1811 года командующий Грузинским корпусом Паулуччи направил письмо исполнявшему должность правителя Грузии генерал-майору К.Ф. Сталю с просьбой немедленно приступить к формированию такой части. К осени число желающих служить в гвардии достигло 54 человек, но затем, по неизвестным причинам, комплектование грузинской сотни было прекращено [58] . В-четвертых, чины национальных формирований рассматривались правительством как «кадровый резерв» местной администрации. Армия играла важную роль в подготовке лиц, занимавших посты в системе государственного управления. Служба в милиции и тем более в регулярных войсках давала представителям местной элиты великолепные шансы получить ответственную, почетную и (чего греха таить!) доходную должность.

ПСЗ I. Т. 4. N° 2148, 26 J3; Т. 9. № 6729; Т. 10. № 7663.

Пишчевич С.С.Известия о похождениях Семиона Степанова сына Пишчевича // Чтения в Императорском Обществе истории и древностей российских. М, 1881. Ч. 4. С. 417.

Военный сборник. 1890. N° 9. С. 76. Прил. 1.

Армянское войско в XVIII веке. Из истории армяно-русского военного содружества. Исследование и документы. Ереван, 1968. С. 58—59.

Нерсисян М.Г.Отечественная война 1812 года и народы Кавказа. Ереван, 1965. С. 176.

Российская схема управления, сама административная философия, система повинностей и налогов, правила государственной службы — буквально всё покоилось на представлениях о сословном делении общества. Каждый человек принадлежал либо к разряду служилых (дворяне личные и потомственные, духовенство, нижние чины вооруженных сил, казаки), либо к разряду тяглых (крестьяне, мещане, купцы и т. д.). Первые не облагались налогами, не несли повинностей, но обязывались служить. Вторых можно было призвать только в ополчение при чрезвычайных ситуациях. Их главное предназначение — пополнять налогами казну, производить материальные ценности, выполнять разного рода бесплатные казенные работы (ремонт дорог и мостов, доставка грузов, заготовка дров для государственных нужд и пр.). Соответствующим образом строилась и нормативная база: прав не имел никто, но положение в обществе определялось видом и количеством привилегий. Каждое сословие, или, как было принято говорить в XIX веке, «состояние», наделялось рядом идентифицирующих признаков, позволявших не путать дворянского сына с поповичем. Но в процессе присоединения национальных окраин правительство столкнулось с тем, что местная социальная структура не соответствовала той, которая сложилась во внутренних губерниях. Часто тот, кто по местным меркам являлся знатью, недотягивал до статуса «благородного сословия» по стандартам, принятым в России. Положение администраторов, прибывших на Кавказ, в этой ситуации можно уподобить тому, в которое попадает механик, когда выясняет, что весь его инструмент предназначен для работы с деталями, изготовленными в метрической системе, а все детали настраиваемой машины измеряются в дюймах. Ни один ключ не подходит, каждое измерение надо пересчитывать. Одной из важных проблем, с которой сталкивалось военное начальство, было установление прав дворянства для представителей национальных элит. Именно принадлежность к первенствующему сословию позволяла вступить в ряды офицерского корпуса.

В состав российского дворянства были включены остзейское рыцарство, польские магнаты и шляхта, украинская казачья старшина, бессарабские бояре, грузинские тавады и азнауры, финляндские дворяне, мусульманские князья, ханы, беки, агалары и другие категории национальной знати [59] . Это было не одномоментное событие. Остзейцы и финляндцы получили соответствующие права сразу после присоединения Прибалтики и Финляндии к России, на Украине этот процесс растянулся на несколько лет [60] . В Польше и Литве права потомственного дворянства получили магнаты, а многочисленной шляхте пришлось выдержать многолетнюю борьбу за свои привилегии. Вплоть до начала XX века правовое положение значительной части грузинской знати оставалось неопределенным, несмотря на то что еще в 1827 году указом от 24 марта Николай I уравнял ее с российским дворянством. В Кахетии, Имеретии и Гурии необходимые мероприятия были проведены еще в первой половине XIX столетия, в Мингрелии этот процесс затянулся и не был завершен к 1917 году. При определении на службу грузинских дворян власти столкнулись с отлаженным подпольным производством дворянских грамот, различавшихся уровнем изготовления: от грубейших подделок, когда имена царей не соответствовали годам их правления, до шедевров, практически неотличимых от подлинников [61] . До 1917 года не была уравнена в правах с потомственным дворянством и кавказская мусульманская знать, хотя фактически с самого момента присоединения этого края к России туземная элита пользовалась правами дворянства при поступлении на государственную службу. В таком же положении находились калмыцкие нойоны и осетинская знать — бадилаты, алдары, таубии [62] . Это говорит о том, что картина правового поля определения на военную службу была довольно пестрой. Несмотря на отсутствие полной определенности в правах, туземное дворянство могло поступать на военную службу на правах дворянства. Другое дело, что оно далеко не всегда таковым правом пользовалось. Особенно это касается мусульман — согласно переписи 1897 года ислам исповедовало около пяти процентов потомственных дворян. В составе же офицерского корпуса мусульман насчитывались буквально единицы. Исключение составляли азербайджанские ханы и беки, которые охотно шли в армию и зачастую делали блестящую карьеру.

КорелинА.Я. Дворянство в пореформенной России. 1861—1904. Состав, численность, корпоративная организация. М, 1979. С. 44.

См.: Миллер Д.Очерки из истории и юридического быта старой Малороссии (Превращение казацкой старшины в дворянство). Киев, 1897.

АКА К. Т. 7. Тифлис. 1878. С. 42-43, 47-48.

Корелин А.Я.Дворянство… С. 48. ПСЗ 1. 1876. Т. 3, прим. к ст. 3, ст. 33. /

Местная знать сохраняла значительное влияние на соотечественников, и ее привязанность к короне присягой, карьерой, жалованьем и дополнительным авторитетом, который приобретал каждый обладатель мундира, была очень значима для сохранения спокойствия. Не меньшее, а во многих регионах и большее значение имело то обстоятельство, что социальная иерархия являлась производной от традиционной военной организации, и пожалование офицерских чинов, прохождение службы в милиции, казачьих или даже в регулярных войсках означало усиление контроля за жизнью тех обществ, лояльность которых вызывала опасения. В начале XX века надежными слугами престола на Кавказе считались те представители грузинской элиты, которые служили в армии — «разные отставные капитаны, прапорщики милиции со знаком военного ордена в петлице…» [63] . Это не было поколеблено даже тем, что в течение предшествовавшего, XIX столетия было немало примеров того, как лица, заслужившие чины и ордена, оказывались в рядах борцов с правительством. Так, подстрекателями беспорядков в 1829 году в Грузии в связи со слухами о введении там рекрутчины были офицеры русской службы, некие подполковник Аслан, капитан Луарсаб, поручик лейб-гвардии Казачьего полка Мамука, прапорщик Кайхосро, прапорщик Д. Цицианов, майор Н. Тарханов [64] . Правительство четко делило жителей Кавказа по принципу «надежности». Грузины и армяне даже при «сомнительных» документах об их принадлежности к дворянству мргли поступать в полки юнкерами и выслуживать за несколько месяцев обер-офицерский чин подобно тому, как это делали их русские собратья по сословию. Для мусульман, и особенно для горцев, дорога к чину прапорщика была гораздо более трудной. Впрочем, офицерская среда отличалась не только этнической, но и религиозной толерантностью. Отчасти это объяснялось тем, что корпоративная культура офицерского корпуса ставила боевое и полковое товарищество выше всех других установок, отчасти — отсутствием особой религиозности в командном составе. Стойким предрассудком в офицерской среде был антисемитизм, но за полным отсутствием иудеев в офицерском корпусе он не влиял на взаимоотношения.

Величко В.Л.Кавказ. Русское дело и междуплеменные вопросы. Баку, 1990. С. 48.

АКА К. Т. 7. С. 337-338.

При настороженном отношении властей к формированию национальных частей перед представителями туземной знати были открыты двери как воинских частей, так и военно-учебных заведений. Это объяснялось космополитическими традициями формирования имперского офицерского корпуса, а также тем обстоятельством, что сами войсковые части оставались главными центрами военного обучения. В 1800 году Павел I повелел принять в полк Лазарева, находившийся в Тифлисе, десять юношей из знатных грузинских фамилий юнкерами и одного подпоручиком [65] . 21 марта 1805 года Александр I разрешил принимать детей грузинских дворян в кадетские корпуса на общих основаниях [66] . В то же время в 1829 году Паскевич отклонил предложение об основании Тифлисского кадетского корпуса из-за дороговизны, отсутствия учителей и мастеров для строительства. Главной же причиной несогласия главнокомандующего с идеей открытия на Кавказе военно-учебного заведения было опасение того, что кадеты-туземцы будут оставаться в привычной культурной среде и недостаточно «русифицироваться». По мнению Паскевича, детей местной знати целесообразно обучать и воспитывать в российских губерниях. После этого им следовало еще шесть лет служить там и только потом возвращаться в родные края [67] .

ДубровинЯ. Закавказье от 1803—1806 года. СПб., 1866. С. 449.

Там же. С. 450.

АКАК. Т.7. С. 336-337