Циция
Шрифт:
Солнце выступило из-за гребня и заиграло лучами на ледниковой вершине, до сих пор тускло синевшей вдали, а теперь вдруг серебристо заблестевшей и заискрившейся. Подул утренний ветерок, качнул сгустившийся в ущельях туман, разорвал его и, развеяв, повлек вниз, к долинам.
Коргоко окончил трапезу. Бежия собрал остатки и сумку закинул за спину.
– Пойду-ка я теперь домой! – Коргоко поднялся. – Прошу тебя, Бежия, хорошенько следи за стадом, чтобы зной его не запарил… Почаще купай, чтобы песок не въедался, а то отощают овцы,
– Не тревожься ни о чем!
– Ну, ну, на твоей совести это дело! Око господне взирает на нас, ягнята стали все как на подбор, стыдно будет теперь их испортить.
– Таких ягнят пригоню, что зависть всех разберет!
– Прощай, да будет с тобой благодать святого Гиваргия! – и хозяин пошел.
Пройдя несколько шагов, он обернулся, чтобы еще разок взглянуть на стадо, и его удивило, что Бежия, опершись на посох, пристально смотрит ему вслед, и такая грусть была во всем облике пастуха, что Коргоко стало его жалко. Он, казалось, хотел что-то сказать хозяину, но не решался.
Коргоко сообразил, о чем хочет сказать ему юноша, вспомнил он про свою молодость, ему вздумалось утешить пастуха, но благоразумие взяло верх. «Погрустит и позабудет», – решил он и хотел было продолжать свой путь.
Но тут Бежия не выдержал.
«Скажу обо всем, попробую действовать напрямик, а там будь что будет!» – и он окликнул Коргоко.
– Есть какое-нибудь поручение домой? – спросил Коргоко, которому хотелось избежать этого разговора.
– Нет! – и Бежия низко опустил голову.
– Я слушаю, парень, говори, чего тебе надо!
– Я люблю твою дочь! – вдруг воскликнул пастух и замолк.
Коргоко ждал окольного разговора и был готов к уклончивому ответу. Прямота Бежии застигла его врасплох, теперь пришла его очередь смутиться: он решительно не знал, что ответить.
– Любишь? – неловко переспросил он.
– Да, больше жизни!.. Почему не хочешь отдать ее за меня?
– Постой, парень, не торопись. Большим хозяйством надо руководить умеючи. Ты еще молод, неопытен, а у меня – только одна дочь и никого больше…
– Коргоко, мы оба крестьяне… Хозяйство у тебя большое, что и говорить, но и я не такой уж простой… Да и девушка меня любит, и как ты можешь отдать ее за другого?… Да и кто посмеет отнять ее у меня? Мир ему станет постыл!
У Бежии глаза сверкнули гневом, он гордо выпрямился во весь рост, и резкий ответ замер на устах у Коргоко, он заговорил уклончиво и мягко:
– Помолчи, парень!.. Подожди немного… Нам надо присмотреться друг к другу.
– Значит, мне можно не терять надежды? – горячо воскликнул Бежия.
– Мужчина никогда не должен терять надежды! – ответил Коргоко, решив про себя всячески противиться этой любви.
– А теперь ступай к стаду, да и я пойду, а то домой запаздываю. – Коргоко двинулся в путь и вскоре исчез за холмом.
Бежия вернулся к себе. Он никак не мог понять, что произошло:
11
Солнце стояло уже высоко, когда Коргоко подходил к своему дому. Он совершенно забыл про свои вчерашние тревоги и всецело отдался размышлениям о сегодняшнем разговоре с Бежией.
В сущности говоря, Бежия – юноша стройный, красивый, широкоплечий. Он, конечно, мог покорить сердце его дочери. А если это так, то следует ли противиться, мешать их счастью? Он знает много случаев, когда такое упрямство отцов навлекало беду на дочерей, смолоду губило их жизнь.
Но как же поступить отцу, болеющему сердцем за свою дочь, если избранник ее не достоин стать зятем такого человека, как Коргоко?
Без конца раздумывал над всем этим Коргоко, и лицо его порою передергивалось – задача была слишком трудна, неразрешима.
И все же Коргоко, упрямый старик, привыкший властвовать в своей семье, привыкший к беспрекословному исполнению своей воли, считал оскорбительным для себя непослушание дочери. Вот почему он неизменно приходил к одному и тому же заключению.
Уже стоя на пороге своего дома, он решительно произнес вполголоса:
– Сначала попробую повлиять на нее лаской, а если не выйдет, – тогда и к силе придется прибегнуть.
И как только он принял это решение, лицо его вдруг стало суровым, брови сердито сдвинулись, губы сомкнулись, щеки ввалились еще глубже и благообразный, добродушный старик превратился в мрачного, безжалостного упрямца. Таким переступил он порог своего дома.
Однако представьте себе его изумление, когда дома никого не оказалось.
Сначала он растерянно огляделся в комнате, потом грозно окликнул дочь, думая, что она за переборкой. Молчание было ответом, он позвал еще раз. Снова никто не откликнулся. Вдруг суровое выражение его лица сменилось тревожным, сердце забилось сильнее и он снова позвал дочь. На этот раз голос его звучал ласково, озабоченно.
– Куда же могла она пойти? – с тоской произнес он вслух, беспомощно обводя глазами комнату. – Должно быть, вышла нарвать к обеду зелени! – подбадривал он себя, но сердце замирало от тоски и мрачных предчувствий.
Не зная, что думать и где искать Цицию, он опустился на стул у очага и стал ждать. Время шло, приближался час крестьянского обеда, а девушки все не было. Не могла же она бросить так надолго свою семью, свой дом!
Вдруг одна внезапная мысль пронзила Коргоко.
– Девка вероломная! – воскликнул он. – Так обидеть отца, причинить ему столько боли ради своего удовольствия!.. Если так, прикончу их обоих на месте! – Он вскочил, схватил прислоненное к стене ружье и выбежал во двор.
Старик окончательно утвердился в мысли, что дочь его находится у Бежии, что тот скрыл ее от отца и соврал ему, будто Циция пошла собирать ягоды.