Цикл Охранное отделение. Загадка о русском экспрессе
Шрифт:
— Мы, журналисты, как биржевые маклеры, всегда находимся в процессе покупки и продажи свежих новостей. Помню, был у меня такой случай. В номерах Иссерлиса офицер застрелил свою жену с любовником, а после и сам с горя пустил себе пулю в лоб. Вхожу, на кровати два обнаженных трупа — все в крови, еще один покойник возле порога лежит. Знакомый полицейский мне все обстоятельно докладывает, понятно, не бескорыстно. А тут знакомый репортер Гриша Чечетко из «Киевского вестника» вваливается. Смотрим друг на друга и молчим, только зубами скрежещем от досады. Заметка-то солидная может получиться, строк на полтораста. Гриша мне
— Даю десятку, и новость моя.
Я ему на пятерку больше предлагаю за отступную. Он мне тридцатку. Так дошли мы до семидесяти. Чувствую: на большее история не тянет. И так уже двадцатку сверх редакционной таксы выигрываю.
— Ладно, — говорю.
Пожали мы руки прямо над покойничком, взял я деньги и поехал в ресторан кутить….
Журналист ностальгически вздохнул и оценивающе прищурился на Сергея хитрым глазом:
— Я ведь понимаю, что вы не случайно в этом вагоне. Возможно, я мог бы помочь нашей славной контрразведке…
Но так как Сергей не спешил с ответом, Медников отбросил язык намеков:
— Только думайте скорее… За пятьсот рублей я назову вам человека, который вам нужен.
Глава 16
После обеда Князева стала раскладывать пасьянс. За этим занятием она развлекала компанию рассказами о себе. Всем, конечно, было очень любопытно узнать от самой знаменитости такие подробности ее жизни, которые не могли попасть в газеты. И Князева не обманула общие ожидания, она была удивительно откровенна:
— Обо мне пишут много всякого вздора. Недавно я прочитала в одном журнальчике трогательную историю провинциальной Золушки, волшебным образом превратившейся в одну из самых богатых женщин России. В статье утверждалось, будто бы я родилась в семье крестьянина-бедняка. С семи лет работала ученицей в мастерской дамского платья, позднее — горничной в гостинице. Якобы начинала петь в ресторанном хоре простой хористкой, потом перешла в «Яр», где более десяти лет развлекала пьяных купцов в отдельных кабинетах романсами. В этой статейке не было ни слова правды. На самом деле я родилась в старинной дворянской семье. Мой отец занимал крупный государственный пост. Мы всегда жили в большом достатке, прежде всего благодаря богатому родовому имению моей матушки. Родители никогда не скупились на домашних учителей для меня. Поэтому я получила прекрасное образование, в том числе музыкальное. В девятнадцать лет поступила в консерваторию и блестяще закончила ее. Я могла бы успешно выступать под собственной фамилией, если бы мой творческий дебют не совпал с широкой волной увлечения народным пением и цыганскими романсами, перекочевавшими из загородных ресторанов на театральные подмостки и модные салоны. Возникла мода на исполнителей из народа.
Князева рассказала, что это антрепренеры с помощью газетчиков сочинили ей новую биографию. Они же придумали ей звучную фамилию.
— Неужели все, что пишут о вас, неправда? — немного разочарованно поинтересовалась Сонечка.
Князева взяла в руки лежащие на столе серебряные карманные часы и показала всем дарственную надпись на обратной стороне их крышки.
— Да, раньше газетчики не слишком со мной церемонились. Но после того как меня наградил сам государь… — Тут примадонна иронично взглянула на Медникова: — Теперь ваши коллеги опасаются сочинять про
— Лично я всегда искренне восхищался вами! — заверил «звезду» журналист и указал на разложенные по столу карты: — Вон хоть у них спросите, кто здесь самый преданный ваш поклонник.
— А я не верю ни в карты, ни в спиритизм, ни в прочую хиромантию, — по-купечески заткнул пальцы в кармашки жилета и развернул широкие плечи фабрикант. — По-моему, человек сам хозяин своей судьбы. А к высшим силам прибегают лишь неудачники, которые сами ничего не могут.
— В самом деле? — Бровь хозяйки купе круто изогнулась то ли от удивления, то ли от недовольства.
— Напрасно вы так считаете… А если я скажу, что до войны мой годовой доход от выступлений и гастролей составлял сто тысяч. И тем не менее я люблю разложить пасьянец.
— Клянусь, я не вас имел в виду! — поспешил заверить певицу Ретондов. — Я, так сказать, в общем смысле говорю.
— И все равно напрасно вы так считаете, Савва Игнатьевич, — с легким укором повторила фабриканту Князева. — Это в наше время к пасьянсам отношение несерьезное, как к глупой игре. В старину же считалось, что с помощью карт можно управлять событиями. Маг пытался сложить цепочку событий по своему намерению. Как только пасьянс собирался, можно было начинать предпринимать конкретные действия, зная, что тебе будет сопутствовать успех.
Князева поведала легенду о том, как, приговоренная к смерти, королева Мария Стюарт провела последнюю ночь перед казнью в тюремной камере, раскладывая пасьянс. С помощью карт она пыталась изменить уготованную ей судьбу. Ключевыми фигурами в затеянной ею игре были тюремный надзиратель и некий тайный гость, который должен был посетить ее в эту ночь, чтобы устроить побег. Говорят, что когда внезапно за узницей пришли среди ночи, чтобы отвести ее к эшафоту, Мария Стюарт с тоской посмотрела на колоду карт и печально произнесла: «Почти получилось».
— Может, тогда вы позаботитесь, Варвара Дмитриевна, чтобы наш поезд пореже останавливался, а то меня в Петербурге срочные дела ждут, — попросил Ирманов.
— И вы тоже, доктор, принадлежите к когорте скептиков, — с шутливым упреком сказала ему Князева.
— Помилуйте, дражайшая Варвара Дмитриевна! — добродушно замахал руками бородатый старик. — Я-то как раз во всю эту магическую ерундовину верю. За это мои студенты наверняка за глаза называют меня старым заплесневелым чудаком. Я даже гадать могу. Только карты для этого мне не нужны. У меня свой способ есть, секретный.
— Погадайте! Погадайте! — почти одновременно принялись упрашивать доктора обе женщины.
Сергею тоже стало интересно:
— В самом деле, Владимир Романович, удивите фактиком из будущего.
После недолгих уговоров старик сдался. Он снял пиджак, принялся растирать друг о дружку ладони, затем несколько раз с силой втянул в себя побольше воздуха и после минутной задержки громко вытолкнул его из легких. Лицо его стало багровым.
Закончив подготовку, самодеятельный оракул закрыл газа, погружаясь в отрешенное состояние транса. Все это было похоже на розыгрыш. Медитация затягивалась, а доктор не произносил ни слова. Интрига потихоньку испарялась, всем вдруг стало скучно и неловко присутствовать при затянувшемся фарсе. Вдруг доктор начал говорить незнакомым утробным голосом: