Цикл "Отмороженный". Компиляция. Книги 1-14
Шрифт:
В итоге рассвет встречал на крыше «Тридцать седьмой». Полночи готовился, советовался с Николаичем и прокачивал механику. Делал апгрейд уже существующим крабам и создавал «Метеозонды». Николаич с Эбби их улучшали, оборудуя камерами и типовыми сканерами, чтобы потом патрули раскидали их по всем нашим секторам.
Когда уже девать их было некуда, приступил к орнитоптеру. Процесс переноса объекта в разряд навыков был уже понятен и проблем никаких не вызвал. Просто был раз в десять дольше, чем с байком. И по затратам скайкрафта превзошел все мои ожидания. Пригодилось все, что я привез, а потом и все запасы, которые были на станции. Пришлось выложить даже неприкосновенный запас, нужный Ориджу для регенерации. Причем не только у меня, но и у всех Ориджиналов
Никто не возмущался, а Руперт так вообще выскреб все свои заначки. Все понимали, что будет компенсация, плюс всем было интересно.
В итоге проснулся я поздно, но в синхронизацию шагнул уже «заряженный».
Добро пожаловать в центр управления «Буревестника»
Там за Разломом любят нас и ждут!
А кто не любит, тому…
Я активировал орнитоптер и поднялся над Медвежьегорском. Заприметил любимого соседа, затаскивающего в ногу свой обед. Мерзкого вида сороконожку с панцирем, соизмеримым с рейсовым автобусом. И широкой рваной раной, идущей через треть хитиновых пластин. М-да, прямо не рог на бороде, а хирургическая крупнокалиберная открывашка. Я помахал крыльями орнитоптера и пролетел прямо над задранным вверх рогом. Только поднялся повыше от греха подальше — у него дура на уровне четвертого этажа где-то заканчивалась, я же поднялся на уровень крыш девятиэтажек.
Я отметил, откуда тянулся след сороконожки, передал данные Дженерикам и полетел дальше. Встретил несколько летунов-гибридов, но со мной связываться они не стали. Будем верить, что аргумент в виде пулемета подействовал, а не очередные разведчики здесь шастали.
Спокойно долетел на шахты и покружил по округе, выискивая слишком активные скопления монстров. А заодно пытаясь отработать управление. Что-то было не то. Взлет, спуск и любые маневры происходили словно через сопротивление. Все время казалось, что я в какой-то зоне турбулентности нахожусь. В которой не только потряхивает, но будто и потоки воздуха встречают птичку, как гололед нешипованную резину. Понятно, что я в воздухе, и ассоциация странная, но избавиться я от нее не мог. Орнитоптер подтормаживал, откликаясь на управление. Все время норовил сменить курс — по чуть-чуть. Опять же как машина, если на плюс-минус ровной дороге руль бросить. В общем, лететь было «скользко». С опаской и в напряжение — казалось, что чуть отпустишь руль, так она сразу же рухнет.
Системы засекли невнятно излучение, когда я пролетал над черепами, но через километра два оно исчезло. Видимо, только для того, чтобы вернуться еще через десять километров. Потом пропасть и снова вернуться. И так каждые десять-пятнадцать километров.
Часа два я летел над снежной пустыней. Просто белое полотно, где лишь изредка мелькали маркеры невидимых монстров. Если бы не потоки излучений, бьющих из земли квадратно-гнездовым способом, я спокойно мог бы перепутать, где перед, а где зад в этой пустыни. Излучения били с земли, поднимаясь до высоты в пару километров — я видел бледные оттенки в «ведьмачьем» зрении. Правда, без какой-то логики и цели — либо я не смог ее понять, как и определить источник. Что-то плотное под снегом. Возможно, отдельные глыбы того самого чудесного известняка. Скайкрафта пока не было, фоггеров: ни живых, ни мертвых тоже.
Скукотень! А расслабляться было нельзя. Однообразный пейзаж утомлял и клонил в сон. Я выкручивал кратность визора, то впритык пытаясь рассмотреть снежные завихрения под аномальным излучением, то расширяя до полной панорамы. Поднялся выше — почти на максимум возможностей орнитоптера (неожиданно в три, а то и в четыре раза меньше, чем на той стороне Разлома), но разглядел только черную ниточку где-то там далеко на горизонте.
Система сразу же завопила о критической температуре, а орнитоптер в управлении стал
И нормально полетел он уже только на уровне метров ста пятидесяти. А прямо так, как нужно (после того, как я привык к воздушному «гололеду») и того ниже. А стоило зацепить излучение с земли, так сразу же опять начинались проблемы.
— Короче, так себе полетные условия в этих широтах, — обратился я к Искорке, когда мы перелопатили все логи, оценивая предел возможностей птички.
«Автопилот даже не пытайся включать, — сказал дрон, обновляя карту, на которой отдельными всполохами мелькали столбы аномалий. — Излучения не стабильны, блуждают по периметру, и я не могу просчитать их логику».
Решили спуститься и хотя бы раскопать источник. Приземляться не стали — я завис в метре от снега и десантировался в растревоженную крыльями снежную завесу. Деактивировал орнитоптер, который в отличие от пониженной высоты полета, энергию, наоборот, расходовал за двоих. А за условной за пазухой хоть подзарядится быстрее.
Просканировал участок с видимым шлейфом излучения. Круглый столб радиусом чуть менее пятнадцати метров. Будто бы какое-то испарение поднимается с земли, только не растворяется в воздухе, а закручивается в очень медленный смерч и вливается в облака.
Когда я подошел поближе, буквально руку осталось протянуть, чтобы потрогать колышущийся воздух, по телу Ориджа пробежали искорки. И передались через синхронизацию в виде ледяного моросящего дождика. Тропический душ, не тот, что из шланга на даче в разгар лета, а такой мелкий и ледяной, как во время шторма.
Запустил внутрь свои универсальные тестеры. Первым — скайкрафтовый болт на оценку коррозии или прочие токсичной среды. Потом «Метку» — для оценки контакта и потери связи. Третьим тестером надо бы какую-нибудь органику запускать. Но рапторы и медведи не компактны, а чибзика мне Эбби с собой не дала. Да и сам он, похоже, уже отвык от Мерзлоты — даже линять начал, став более пушистым и мягким.
Ладно, я бы все равно им рисковать не стал. По первым двум тестам выходило, что аномалия сбивает координаты. Метка мигнула на карте и отобразилась в паре километрах от нас. Но контроль был — я легко смог вернуть ее обратно, и, покинув зону аномалии, она тут же вернула и нужные координаты.
Я махнул рукой, зачерпнув несколько снежинок, пропитанных излучением, и почувствовал напряжение. Будто руку не через воздух провел, а через плотный соленый раствор. Шагнул вперед и, балансируя на краю излучения, тяжело присел. Медленно, будто с задержкой активировал клинок и начал раскапывать снег. Аккуратненько, словно мину пытаюсь найти и обезвредить.
Смахнул снег, сковырнул ледяную корку и снова закопался в нечто, похожее на серый пепел. Или перемороженные снежинки, который раз десять то размораживали, то замораживали, каждый раз понижая температуру. У меня в морозилке такая стружка иногда на стенках появлялась.
На глубине десяти сантиметров показалось что-то красно-бордовое. С блестящей поверхностью, напоминающей эпоксидную смолу. Сочную и глубокую — я раскопал небольшую лунку и всмотрелся в прозрачную поверхность. Красиво и даже слегка гипнотизировало. Чем больше я смотрел, тем больше деталей подмечал. Взгляд словно проваливался вглубь, как в прорубь, в котором постепенно появлялась какая-то жизнь. Мелкие частички — не то пузырьки воздуха, не то какие-то белесые бактерии. Что-то двигалось, крутилось, делилось, слипалось — и это этого движения едва считывались микроскопические заряды энергии. Они проходили сквозь гладкую поверхность и закручивались, формируя общий поток излучения.