Цикл романов "Анжелика" Компиляция. Книги 1-13"

Голон Анн

Все было готово для начала процесса.

Чей-то голос объявил:

– Господа, суд идет!

Все встали, и в дверь, которая вела на помост, вошли Судебные приставы с алебардами, в костюмах XVI века с гофрированными воротниками и в шапочках с перьями. За ними шествовали судьи в тогах с горностаевыми воротниками и в квадратных шапочках.

Первым шел довольно пожилой человек в черном, в котором Анжелика с трудом узнала канцлера Сегье – она видела его во всем великолепии во время торжественного въезда короля в Париж. За ним шел какой-то сухопарый высокий человек в красной тоге. Затем следовали шестеро в черном. На плечах одного

из них была короткая красная накидка. Это был господин Массно, президент тулузского парламента. Сейчас он был одет куда строже, чем в день их встречи на дороге в Сальсинь.

Анжелика слышала, как сидевший впереди нее мэтр Галлеман вполголоса объяснял:

– Старик в черном, что идет впереди, – канцлер Сегье. В красном – Дени Талон, королевский прокурор и главный обвинитель. В красной накидке – Массно, президент тулузского парламента, назначенный на этом процессе председателем. Самый молодой среди судей – прокурор Фалло, который называет себя бароном де Сансе и ради того, чтобы попасть в милость к королю, согласился участвовать в суде над своим близким, как говорят, родственником по жене.

– В общем, ситуация, как у Корнеля, – заметил молокосос с напудренными волосами.

– Я вижу, мой друг, что ты, как все ветреные молодые люди твоего поколения, посещаешь эти театральные зрелища, на которые уважающий себя судейский чиновник не может пойти, не прослыв легкомысленным. Но сегодня, поверь мне, ты увидишь такой спектакль, какой тебе не приходилось видеть еще никогда, и…

Из-за шума в зале Анжелика не расслышала последних слов. Ей хотелось бы узнать имена остальных судей. Ведь Дегре не сказал, что их будет так много. А впрочем, какая разница, все равно она не знает никого, кроме Массно и Фалло.

Но где же сам Дегре?

Наконец, он тоже вышел на помост через ту же дверь, что и остальные судьи. Вслед за ним появилось довольно много священнослужителей, незнакомых Анжелике, большинство из которых село в первом ряду среди официальных лиц, где для них, по-видимому, были оставлены места.

Анжелика не увидела среди них отца Кирше, и это обеспокоило ее. Зато она облегченно вздохнула, когда не обнаружила там и монаха Беше.

Теперь наступила полная тишина. Один из священников прочел молитву и поднес подсудимому распятие. Жоффрей де Пейрак поцеловал его и перекрестился.

Такая покорность и благочестие подсудимого вызвали в зале разочарованный ропот. Неужели вместо увлекательного зрелища разоблачения колдуна они увидят самое заурядное разбирательство каких-нибудь дрязг между дворянами?

Послышался чей-то визгливый крик:

– Пусть Люцифер покажет свое умение!

В рядах началось движение – это гвардейцы кинулись к непочтительному юнцу. Его, а заодно и еще нескольких молодых людей грубо схватили и вывели из зала. В зале снова стало тихо.

– Подсудимый, принесите присягу, – сказал канцлер Сегье, разворачивая какую-то бумагу, которую, преклонив перед ним колени, подал молоденький клерк.

Анжелика закрыла глаза. Сейчас будет говорить Жоффрей, она услышит его голос. Она думала, что он будет надломленный, слабый, и, наверно, все присутствующие ожидали того же, потому что, когда Жоффрей де Пейрак громко и отчетливо начал говорить, по залу пронесся удивленный шепот.

Потрясенная до глубины души Анжелика узнавала тот пленительный голос, что жаркими тулузскими ночами шептал ей слова любви.

– Клянусь говорить всю правду. Однако я

знаю, господа, что закон разрешает мне признать этот суд не правомочным, потому что как докладчик Королевского совета и советник тулузского парламента я имею право на то, чтобы меня судил парламентский суд…

Несколько мгновений Сегье, казалось, колебался, но потом торопливо проговорил:

– Закон запрещает присягу с оговорками. Принесите присягу по форме, и суд будет правомочен вас судить. Если же вы отказываетесь от присяги, мы будем судить вас как «бессловесного», то есть заочно, словно вы отсутствуете.

– Я вижу, господин канцлер, все предрешено заранее. Что ж, я облегчу вам задачу и не воспользуюсь теми справедливыми законами, которые позволили бы мне отвести этот состав суда целиком или частично. Я полагаюсь на его справедливость и подтверждаю свою присягу.

Старик Сегье изобразил на лице удовлетворение.

– О, суд по достоинству оценит ту честь, которую вы оказываете ему, признавая его правомочность. До вас, правда, выказал доверие к справедливости решений нашего суда сам король, и это для нас – главное. Что же касается вас, господа судебные заседатели, то вы ни на секунду не должны забывать о доверии, которое его величество король оказал вам. Помните, господа судьи, что вам оказана большая честь являть здесь собою тот меч правосудия, который держит в своих августейших руках наш монарх. Существует два правосудия: одно – когда решение принимают простые смертные, пусть даже они и знатного рода, а другое – когда решение принимает король, чья власть исходит от бога. Вот об этой преемственности, господа, вы никогда не должны забывать. Верша правосудие от имени короля, вы несете ответственность за то, чтобы не был нанесен ущерб его величеству. Чтя короля, вы чтите тем самым первого защитника веры в нашем государстве.

После этой довольно путаной речи, полной туманных предостережений, ярко продемонстрировавшей сущность лицемерной натуры этого важного сановника и придворного, Сегье величественно удалился, стараясь не выдать своей поспешности. Когда он вышел, все сели. В канделябрах задули свечи, которые еще горели. В зале стало сумрачно, точно в склепе, и когда сквозь витражи пробились слабые лучи зимнего солнца, на лица легли синие и красные пятна, придав им вдруг необычное выражение.

Адвокат Галлеман, прикрывая ладонью рот, шептал своему соседу:

– Старая лиса не желает даже взять на себя ответственность зачитать обвинительный акт. Он словно Понтий Пилат умывает руки, чтобы в случае осуждения обвиняемого, не колеблясь, свалить все на инквизицию или на иезуитов.

– Ему это не удастся, ведь процесс ведет гражданский суд.

– Подумаешь! Придворное правосудие должно следовать приказам своего хозяина, но в то же время не дать народу почувствовать это.

Анжелика слушала эти крамольные речи в адрес короля в каком-то полубессознательном состоянии. Порою все происходящее вдруг начинало казаться ей чем-то нереальным. Это ужасный сон наяву или театральный спектакль… Она не сводила глаз с мужа, который продолжал стоять, все так же немного ссутулившись и всем телом опираясь на палки. И тогда в ее голове постепенно начала зреть, мысль, пока еще смутная: «Я отомщу за него. Все, что эти мучители заставили пережить его, я заставлю их испытать на собственной шкуре, и если дьявол существует, как утверждает религия, то я хотела бы увидеть, как он унесет души этих лжехристиан».