Цикл романов "Анжелика" Компиляция. Книги 1-13"
Шрифт:
– А это еще что такое?
Маркиз дю Плесси легким щелчком взбил кружева своих манжет.
– Как бы вам объяснить… Это нечто грандиозное… Совесть королевства! Да, да, Венсан де Поль является совестью королевства! Он почти ежедневно видится с регентшей, он принят всеми принцами. И при всем том он самый простой и веселый человек на свете. Он считает, что нужда излечима и сильные мира сего должны помочь побороть ее.
– Бредни! – раздраженно проговорила тетя Жанна. – Нужда – то же самое, что и война, которая, как вы только что сказали, является злом, коим бог пожелал
– Милая мадемуазель, его преподобие Венсан ответил бы вам на это, что и вы тоже несете ответственность за окружающее нас зло, и без долгих слов послал бы вас лечить и кормить самых бедных из ваших землепашцев, добавив при этом, что если они кажутся вам «слишком грубыми и земными» – это его выражение, – то взгляните на них другими глазами, и тогда вы увидите лицо страдающего Христа. И вот этот удивительный человек умудрился таким образом завербовать в свои благотворительные когорты почти всю знать королевства; Я сам, – добавил маркиз с жалобной гримасой, – когда был в Париже, по два раза в неделю ходил в городскую больницу разливать и разносить суп больным.
– Вы все больше поражаете меня! – взволнованно воскликнул старый барон – Вот уж воистину, такие дворяне, как вы, словно нарочно придумывают, как бы опозорить свой герб. Нет, я вижу, мир сошел с ума посылают священников, чтобы они проповедовали среди священников, а вы, человек безнравственный, я бы сказал, почти вольнодумец, читаете нравоучения такой честной и добродетельной семье, как наша! Нет, я не в силах больше выносить это!
Старик вне себя встал из-за стола, а так как ужин был уже закончен, все последовали его примеру. Анжелика – она так ни к чему и не притронулась – выскользнула из гостиной. Ей почему-то было холодно, ее знобило. Все, о чем говорили за столом в гостиной, смешалось в ее голове: спящий на соломе король, взбунтовавшийся парламент, разливающие суп знатные сеньоры, Париж, манящий, полный жизни мир. И рядом с этими бурлящими страстями она, Анжелика, была словно заживо похоронена в склепе.
По коридору шел ее кузен Филипп, и она торопливо спряталась под лестницей. Он прошел совсем рядом, не заметив ее. Она слышала, как он поднялся на второй этаж и кликнул слуг, которые при тусклом свете нескольких свечей готовили спальни для своих господ. Визгливый голос подростка звенел от ярости.
– Черт знает что, никто даже не подумал на последнем перегоне запастись свечами! Могли бы догадаться, что в этой глуши так называемые дворяне ничем не отличаются от своих голодранцев-вилланов. Вы хоть согрели мне воды для ванны?
Слуга что-то ответил, однако Анжелика не расслышала его слов. Филипп проворчал уже более мирным тоном:
– Час от часу не легче. Мыться в тазу! К счастью, отец говорил, что у нас в Плесси есть две флорентийские ванные комнаты. Скорее бы уж добраться до них. Мне кажется, что вонь этого племени де Сансе теперь будет преследовать меня вечно.
«Ну, за это он у меня поплатится!» – подумала Анжелика.
При свете фонаря, стоявшего в передней на столике с выгнутыми
Когда он приблизился, она вышла из своего убежища в тени винтовой лестницы.
– Как смеете вы говорить о нас так оскорбительно при лакеях? – раздался под сводами замка ее голос. – Неужели вы понятия не имеете о дворянской чести? Это, верно, оттого, что вы ведете свой род от незаконнорожденного сына короля! А вот у нас – чистая кровь!
– Такая же чистая, как ваша грязная физиономия, – ледяным тоном отпарировал Филипп дю Плесси.
Неожиданно для себя Анжелика кинулась к нему, чтобы расцарапать его лицо. Но Филипп крепко, по-мужски схватил ее за запястье и с силой отшвырнул к стене. И ушел, даже не ускорив шага.
Оглушенная, Анжелика слышала, как бешено колотилось ее сердце. Неведомое ей дотоле чувство стыда и отчаяния охватило девочку.
«Я ненавижу его, – думала она. – Придет день, и я ему отомщу. Я заставлю его склониться передо мной, просить у меня прощения».
Но сейчас она была всего-навсего несчастной маленькой девочкой, такой одинокой в темноте старого замшелого замка.
Скрипнула дверь, и Анжелика увидела плотную фигуру старого Гийома – он нес для юного сеньора два ведра горячей воды, над которыми поднимался пар. Почувствовав, что в темноте кто-то прячется, старик остановился.
– Кто там?
– Это я, – ответила Анжелика по-немецки.
Когда они были вдвоем с Гийомом, она всегда разговаривала с ним на его родном языке, которому он обучил ее.
– Что вы здесь делаете? – спросил Гийом, тоже переходя на немецкий. – Тут холодно. Идите лучше в гостиную, послушайте, какие истории рассказывает там ваш дядюшка маркиз. Потом на целый год хватит вспоминать их.
– Я ненавижу этих людей, – мрачно сказала Анжелика. – Они злые, противные. Приехали, посмеялись над всем, а потом уедут в свои прекрасные замки, там столько всяких красивых вещей, а мы останемся здесь…
– Что с вами, доченька? – медленно проговорил старый Люцен. – Да полно вам, не обращайте вы внимания на их насмешки!
Анжелика чувствовала себя все хуже. По вискам ее струился холодный пот.
– Гийом, вот ты простой солдат, так скажи мне: как надо поступить, если встретишь человека алого, трусливого?
– Странный вопрос для ребенка! Но коли уж вы спрашиваете, я вам отвечу: злого надо убить, а трусу – дать убежать.
Немного подумав, он добавил, снова поднимая свои ведра:
– Но ваш кузен Филипп не злой и не трусливый. Просто он еще молод, вот и все…
– Значит, ты тоже его защищаешь! – пронзительным голосом закричала Анжелика. – Ты тоже! Потому что он красивый… потому что он богатый!..
Она вдруг почувствовала во рту какую-то горечь, покачнулась и, скользнув вдоль стены, упала без чувств.
Недомогание Анжелики объяснялось вполне естественными причинами. Госпожа де Сансе успокоила девочку, растолковав ей, что теперь она стала девушкой и эти явления, так взволновавшие ее, отныне будут повторяться каждый месяц до тех пор, пока она не достигнет старости.