Циклопы. Тетралогия
Шрифт:
Сомнений не было - его едва не грохнул родной внук. Задержись Константиныч в комнате еще хоть на минуту, Нонка бы совсем опомнилась - дала команду "фас!".
Походкой пьяного кавалериста Лев Константинович прошаркал до калитки, выскочил на узенькую, засаженную березками и елками улочку. Упал спиной на дверное полотно.
"Завещание переоформлю без паспорта, - глядя перед собой, упираясь взглядом в глухой соседский забор, равнодушно-отстраненно думал.
– Нотариус - сосед знакомый, приведу еще Сережу в качестве
Едва переставляя ноги, Лев Константинович брел по тропинке. "Как хорошо, что Любушка-голубушка не дожила! Не испила позора!" До станции недалеко, умыться можно в туалете... Запасные ключи от квартиры у соседки Тони есть... Переодеться и к Сереже. Потом - к нотариусу... Ирине-внучке и доченьке Татьяне ничего рассказывать пока не стоит... зачем срывать из-за границы? Пусть работают спокойно...
"Ох! Душно-то как что-то..."
За белыми березовыми стволами уже угадывалась промоина железной ветки, Лев Константинович пошатнулся. Ноги заплелись, сами по себе сошли с тропинки...
Пенек. Как хорошо... Немножко посижу...
Сознание уже мутилось... Перед ослепшими глазами появилось белое одутловатое лицо... Куда-то потащили, куда-то сбросили, ветками слегка присыпали...
Хо-о-о-олодно..., внучо-о-ок...
Завьялов испытал все то, что день назад - еще в четверг, пережил его носитель. Бориса даже начало потряхивать от озноба в теплом салоне такси. Казалось тело и душа насквозь промерзли, пока Лев Константинович лежал в глубокой яме, засыпанный сухими, обманными ветками... Ведь если следовать памяти Льва Константиновича, он сутки пролежал в лесу.
"Гаденыш твой Ромка, Константиныч, - нашелся что сказать Завянь.
– Повезло еще, что на тебя наткнулись..."
"Грибники, наверное", - спокойно буркнул недоубитый, недомороженный внуком дед.
Таксомотор сворачивал к обочине. Разумный старикан заранее предупредил: не стоит ехать к даче на первом же такси, машину надо поменять, дабы запутать сыскарей.
Кеша, бережно держа четвероногую жену, выполз из автомобиля на обочину. Замороженный чужими воспоминаниями Завьялов, сумрачно спросил носителя: "Константиныч, а мы не на пепелище едем? Может - зря?"
"Не, Борька. Рома - жадный. За целый дом возьмешь дороже, цела моя дачка, Боря. Цела".
Довольно быстро на ночной дороге показался радушный частник. Лев Константинович продиктовал Завьялову адрес...
"Ни фига себе!
– мысленно присвистнул Боря.
– Не хилый у тебя поселок, дедушка!"
"А ты, в н у ч о к, как думал?
– усмехнулся старикан.
– Я как никак являюсь генералом".
"Да ну!"
"Да чтоб мне сдохнуть".
Завянь порядком засмущался:
"Вы это..., Лев Константинович..., простите... Я думал..."
"Я знаю, что ты думал, Боря, - оборвал носитель.
– Точнее -
"А вы, мгм..., все мысли мои слышали?"
"Зачем ты спрашиваешь, Боря? Теперь ты знаешь - как о н о бывает".
Действительно. Вопрос пустой.
Пообщавшись с носителем, Борис понял, что прочитать стремительно проносящиеся, пунктирно обозначенные, но понятные самому интеллекту мысли - невозможно. Они недооформлены, проскакивают по верхушкам, не увлекаясь окончательной конкретикой. Как крупные мазки художника импрессиониста, выписывают настроение, не форму.
Общаться можно, лишь отправляя внутрь себя четко сформулированный словесный текст. Хотя рассказ и наполняется густой палитрой личных ощущений, не сформированная до деталей мысль укрыта в эмоциях, как в отвлекающей шелухе.
"И вот что я хочу тебе сказать, дружок... Мне надоело видеть призрак белой березы с намыленной веревкой на суку... Ты эти думы, Боря, брось. Еще - прорвемся, повоюем".
Занятный старикан.
"Лев Константинович, а вы на какой войне бывали?"
"Приму за комплимент, дружок, - хмыкнул генерал-носитель.
– На финской не был, Великую Отечественную отмахал - от края и до края. Закончил в Праге в чине капитана".
"Так сколько же вам лет?!"
"В позапрошлом годе девяносто стукнуло", - в манере шамкающего деда, доложил Лев Константиныч.
"Твою ма-а-а... Простите", - шокированный возрастом носителя, Завьялов даже машинально рот рукой прикрыл!
Несколько часов назад, разглядывая в зеркале дряхлый организм, Завянь решил, что попал в древнейшего столичного бомжа - ребята редко доживают до почтенных лет. А оказалось? Оказалось - залетел в дедка с военной выправкой, генерала отставника, прошедшего, небось, все лучшие военные санатории и клиники.
Хоть с этим повезло...
"Еще раз спрячешь под одним ругательством другое - "старую развалину", к примеру, - бурчал тем временем носитель, - заставлю зубы заболеть. Я знаю, где дупло".
"Ой! Простите, дяденька, засранца!".
Если скинуть деду лет десять, обещанных засЛанцем Кешей, - а уже, пожалуй, что и двадцать!
– то выглядит он сейчас на то, что нужно - на семьдесят с малюсеньким хвостом.
Интересно, на сколько еще можно Константиныча о м о л о д и т ь? Дедуля бравый, адекватный, дерется лихо, педали тормоза и газа пока не путает.
"Ваше высокопревосходительство..."
"Не перебарщивай с комплиментами, сынок. По табели о рангах, "высокопревосходительство" относится к двум первым классам, я же..., скромный генерал-майор. Достаточно "превосходительства".
Дедуля ерничать изволил. За "старую развалину" обиделся.
"Миль пардон, превосходительство, - попадая в унисон, ответил Боря.
– В каких войсках служить изволили?"
"О СМЕРШе слышал?"