Циклопы
Шрифт:
По идее, Боря должен был сейчас биться головой о больничную стену, кусать ворот смирительной рубашки — или Иннокентия лупить! — а он, в обличье старика, преспокойно катит на Порше до дома. Наблюдает за своим телом, за Кешей, как за неисследованной зверушкой…
Чудеса и выкрутасы здравой психики. Завьялову понадобилось полтора часа, чтобы обвыкнуть в новом теле, которое становилось все более послушным. Час, чтобы разложить по полочкам последовательность действий. Пять минут, чтобы остановить Порше у обочины, выйти из салона и, через
— Алло, Сухой.
— А-а-а…, - в этот момент Сухотский, вероятно, монтировал воедино незнакомый голос в мобильнике и высветившийся номер Завьялова на нем же, — это…?
— Привет из позапрошлого года, Сережа. Из двадцать третьего февраля в Пивных Традициях.
— Завьялов, ты что ль?!
— Много текста, парень. У тебя — е с т ь? По адресу забросишь?
— Боря…? Боря да ты что?! Я завязал давно!!! — Голос Сережи сорвался на испуганный фальцет, перешел на трагический шепот: — Ты чо, Завянь, я уже сто лет не в теме…
Тут скажем прямо, что Сережин испуг родился не на пустом месте. В позапрошлом феврале, Завьялов как уже шесть месяцев жил с девушкой. О предложении вполне всерьез подумывал. Лёля, встречая внука без Маринки, уже спрашивала: «А где твоя звероватая амазонка?» Маринка сумела поладить с Лелей, не взирая на диаметральную разницу мировоззрений-предпочтений. Пожалуй, даже подружилась.
Но внук однажды поймал Маринку-амазонку в ванной комнате над кокаиновой дорожкой с трубочкой в носу.
Морду сразу не набил. Попробовал — внушать.
Нарвался на непонимание.
— Завянь, я не из поклонников Пивного Клуба! Меня тошнит от алкашей, от твоего Косого, воняющего скумбрией! Сейчас — все! Завянь, — все так живут!!
— Это кто же так живет? — спокойно поинтересовался Завьялов.
— Все! Ханку жрут одни дегенераты!
— Значит, и я — дегенерат?
— Ну-у-у… — Марина покрутила в воздухе тонкой сильной ладонью…
— Послушай, милая. С моими дегенератами, сколько бы они не выпили, можно — р а з г о в а р и в а т ь. Понимаешь? Разговаривать, б е с е д о в а т ь. А с твоими обкуренными обсосками, о чем трещать? Они же овощи, Маринка. Овощи! Хихикающие, прыгающие стеклянные, без разницы. У них мозги в кашу, о чем можно разговаривать в овощехранилище? В пустую стену башкой стучаться, да?! Косой после первого стакана только речевые обороты набирает, а твои наркоматы уже мозги ботвой накрыли! Это мне, понимаешь — мне! не о чем базарить с обкуренными дуреймарами! Я не лягушка, чтобы над болотом квакать!!
Через знакомых Завьялов выяснил, кто снабжает Маринку дурью. Совсем не удивился: у Сухого половина московского тусняка паслась на травке и снежке. Выловил Сержа у клозета в Пивных Традициях и коротко внушил:
— Еще раз услышу, что ты Маринке кокс толкаешь, намотаю причиндалы на гаечный ключ и вырву с корнем.
Сухой проникся моментально и поверил каждому
Услышав в телефоне просьбу от Завьялова «пригнать по адресу», подумал: «Вот о н о… пришло». Точнее — прилетело.
— Сережа, — ласково проговорил неузнаваемый по голосу Завянь, — я не спрашиваю тебя в теме ты или нет. Я тебе говорю — привези. Ты отвечаешь «когда и сколько?» и бежишь исполнять. Вкурил?
— Вкурил, — громко сглотнув, подтвердил Сухотский. — Когда и сколько?
— Через…, - Завьялов на секунду задумался. — Через два часа. На одну понюшку. Адрес знаешь?
— Угу. А…, это для тебя, Завянь?
— Много текста, Серый. Через два часа скажешь консьержке, что привез… журнал. О*кей?
— Яволь.
Завьялов произвел отбой. Пару секунд постоял перед Порше. Поскреб щетину и пошел к водительской дверце.
Кеша, пытавшийся заинтересованно подслушать разговор из запертого салона, извелся нетерпением. Мрачный «бомж» Завьялов сел за руль. Направил на себя зеркальце заднего вида, включил освещение салона и ощерил в зеркало зубы.
Сюрприз. У бомжа оказались хоть и прокуренные, но в целом недурные зубы. Боря пошире разинул пасть…
Батюшки. И пломбы не железные! практически не различимые.
В интересного бомжа меня «одели», возвращая зеркало в нормальную позицию, подумал Завьялов. Еще раньше он слегка удивился обстоятельству: ноги бомжика уверенно обращались с автомобильными педалями. Борис даже слегка расслабился, убедившись в достойных мышечных реакциях изношенной бомжеской системы…
Теперь еще и зубы в приличном состоянии.
Занятно. Очень кстати.
Уверенно воткнув Порше в автомобильный поток, Завьялов покатил в знакомый магазин. По пути, проинструктировал затихшего Иннокентия:
— Сейчас мы приедем в магазин, Кеша. Там ты, с уверенной рожей скажешь девчонкам «хай, красотки, приоденьте моего дядю из… Конотопа, например. Пригласите Аркадия Генриховича, пожалуйста, работа — для него». Попозже накидаешь им в уши историю. «На вокзале дядю обокрали. Раздели. Побили. В ментовке добавили — сутки дядя просидел в приемнике». Усёк?
Кеша быстро пробормотал историю про дядю, спросил:
— А это зачем?
— А затем, родимый, — вздохнул Завьялов, — что мне как-то надо жить в этом теле. Желательно — одетым.
— Аркадий Генрихович, это — кто?
— Легенда, — хмыкнул Боря.
Лет восемь назад Завянь привез в одежный магазин Аркадия Генриховича вусмерть пьяного жениха. Жених перегулял на мальчишнике, когда отправился за невестой — не совладал с желудком.
До процедуры получения с рук на руки невесты оставалось меньше часа. Костюм воняет и цветет разводами вчерашнего салата «Оливье». Свободную жизнь жених пропивал на совесть — три дня, две ничи. Мальчишник закончился в каком-то диком шалмане со стриптизершами под «Оливье» не установленной свежести.