Циклы о героях виннебаго. Исследование литературы коренных народов

Радин Пол

…сталкиваясь с разнообразными и сложными проблемами, представленными содержанием стольких мифов и сказаний, они, кажется, способны лишь пожать плечами и забыть о них [14] .

Радин принял этот вызов и при этом почти сразу же отверг историческую диффузию как достаточное объяснение:

Даже если бы можно было доказать, что все эти мифологические циклы имели общее происхождение, что крайне маловероятно, все равно существовала бы необходимость пояснить почему они распространились и почему были приемлемы, и, конечно же, необходимость объяснения того оставшегося единственного общего прототипа [15] .

14

Ibid. P. 4.

15

Ibid. P. 9.

Для Радина тип диффузионного исследования, основанного на анализе мотивов, уже распространенный

в его время, имел небольшую ценность для антропологии. Настоящими этнологическими вопросами для него были: «Что пытались донести до нас далекие предки виннебаго, например, в повествовании о Трикстере? В чем заключается его привлекательность для сегодняшних виннебаго?» [16] Чтобы ответить на эти вопросы, Радин обратился к современному психоанализу и его проблемам индивидуации и социализации. Очевидное психосоциальное развитие фигуры Трикстера на протяжении всего цикла стало его моделью, что привело Радина к выводу, что «Виннебаго определенно боролись со сложной проблемой индивидуации. В цикле Трикстера индивидуация в основном физическая. В цикле Кролика она также и психическая» [17] .

16

Radin P. Winnebago Hero Cycles: A Study in Aboriginal Literature. P. 9.

17

Ibid. P. 9–10.

Однако, прежде чем он смог разработать обобщения такого высокого уровня, Радину пришлось столкнуться с некоторыми методологическими трудностями при работе с самими текстами. Первая трудность заключалась в том, что тексты, которые он использовал, были написаны слоговым письмом виннебаго, человеком, который записывал циклы так, как он их помнил, как они были ему рассказаны. Таким образом, мы имеем рассказы-воспоминания, а не транскрибированные устные выступления. Каждый из них уникален, особенно без нескольких выступлений, с которыми их можно было бы сравнить. Радин попросил нескольких знающих виннебаго засвидетельствовать, что записанные версии были «признанными и хорошо известными», и допускал, что любые стилистические новшества были незначительными [18] . В дополнение к выявлению инновационных вступительных и заключительных эпизодов, которые были добавлены для формирования циклов [19] , он также смог провести различие между рядом формул, которые использовались для связи эпизодов между собой [20] . А благодаря работе в Канаде он смог выявить стойкие единицы алгонкинских мифов и их влияние на мифологию виннебаго, говорящих на языке сиу. Уверенный в своей способности рассортировать пласты литературного развития и упорядочить эпизоды, Радин пришел к выводу, что «несмотря на лоскутный характер его структуры и несмотря на то, что последовательность эпизодов бессистемна, ясно, что персонаж Трикстера развивается и что его деятельность становится все более и более целенаправленной по мере приближения к концу повествования».

18

Ibid. P. 17.

19

Ibid. P. 26.

20

Ibid. P. 25.

Однако за последние полвека суждения Радина о психосоциальном развитии фигуры Трикстера оказались под вопросом, особенно после широкого распространения издания «Трикстера» [21] в бумажном переплете:

Те, кто использует культурно-тематический или структурный анализ в ответ на гномический характер отдельных сказок, склонны находить в Трикстере статичный, структурный фон, который облегчает культурную критику посредством инверсии культурных ценностей, [в то время как] Другие замечают, что некоторые эпизоды, похоже, «заканчиваются актами саморефлексии и оценки, которые, в сочетании с полезными преобразующими действиями Трикстера, по-видимому, отмечают его рост и развитие как модель самореализации… Эти вопросы интерпретации затрагивают споры об историческом приоритете Трикстера. В той степени, в которой модель развития рассматривает Трикстера как эволюционирующего из недифференцированного Трикстера/Преобразителя в дифференцированного Культурного Героя, она объединяет модель «прогресса» с моделью культурной эволюции, тем самым предполагая исторический приоритет Трикстера над Культурным Героем. Структуралистские интерпретации, с другой стороны, по-видимому, предполагают, по крайней мере, паритет между двумя фигурами, которые служат взаимным контрастом, или, хотя бы приоритет Культурного Героя, который устанавливает правила, против которых Трикстер должен восстать. Привлекательность модели развития для многих заключается в том, что она предлагает более сложное изображение Трикстера и, следовательно, более эстетическое (и, возможно, моральное) удовлетворение для некоторых жителей Запада, чем Трикстер как простой структурный фон [22] .

21

Radin P., Kerenyi K., & Jung C. G. The Trickster: A Study in American Indian Mythology.

22

Wiget A. Cycle Construction and Character Development in Central Algonkian Trickster Tales. Oral Tradition. 2000. № 15, 1. P. 39–40.

Комплексный

анализ построения циклов и развития персонажей с использованием фонетически записанных выступлений жителей центральных алгонков, живших по соседству с виннебаго, подвел меня к выводу, что, по крайней мере, «видимость роста и развития фигуры трикстера – это просто эффект, полученный от слияние этих двух традиций [Трикстера и Культурного героя] в исполнении» [23] .

Однако в «Героических циклах Виннебаго» Радин распространил свой анализ психосоциального развития Трикстера на весь корпус предшествующих ему циклов:

23

Ibid. P. 69.

Представленные четыре цикла отчасти соответствуют определенной временной последовательности. Первый, символизируемый Трикстером, представляет то, что вполне можно отождествить с недифференцированным либидо; второй, символизируемый Кроликом, – с частично и несовершенно дифференцированным либидо; третий, символизируемый Красным Рогом, – с хорошо дифференцированным либидо; наконец, четвертый, символизируемый Близнецами, – с интегрированным либидо. Давайте назовем эти четыре периода изначальным, первобытным, олимпийским и прометеевским [24] .

24

Radin P. Winnebago Hero Cycles: A Study in Aboriginal Literature. P. 8. См. наст. изд. С. 18.

Таким образом, Радин пытался решить задачу определения тех «основных идей», которые формировали психическое единство человечества, но которые в его время оставались этнологическими «непознаваемыми». Поиск ответов в мифологии был необычной стратегией. Антропология во времена Радина понимала мифологию натуралистически – как недонауку или функционально – как постфактумные размышления или рационализацию существующих культурных практик. Данные подходы не предлагали ответов на докультурное «психическое единство» человечества. Глубинная психология, с другой стороны, предложила Радину формулировку структуры и способностей человеческого разума, существовавших до внешних социокультурных и средовых влияний. В результате Радин смог истолковать циклы виннебаго как историческую интеграцию либидо. Трудность, однако, заключалась в том, что Радин не мог предложить ни лингвистических, ни этнографических доказательств того, что четыре цикла должны быть связаны в предложенной им последовательности, а также, помимо его собственной интерпретации, что «виннебаго осознавали такие проблемы, как индивидуация и интеграция личности… что они даже попытались построить последовательность, показывающую эволюцию обеих».

Однако было бы неверно отвергать антропологическое значение «Героических циклов виннебаго» только потому, что психоаналитическая интерпретация Радина кажется чересчур умозрительной. Его введение ясно показывает, насколько умело в циклах используются литературные ресурсы, доступные культуре виннебаго. В своем стремлении понять, чем циклы понравились виннебаго, Радин уделил большое внимание юмору и сатире, которые характеризуют эту литературу. И, чтобы передать основу этой сатиры, Радин подробно аннотировал каждый цикл этнографическими наблюдениями о культуре виннебаго. Циклы, однако, были опубликованы как простые повествовательные последовательности сказок, возможно, для того, чтобы уменьшить их антропологический и подчеркнуть их литературный характер, а примечания первоначально были вынесены в конец тома. Это вдвойне прискорбно, ведь интерес для виннебаго и антропологов представляет не психоаналитическая интерпретация самого либидо персонажей, а их поведение в рамках обычаев и ценностей виннебаго. Нет лучшего примера, чем «Пир Трикстера» (эпизоды 1–3, и соответствующие примечания) и «Одеяло-флаг Трикстера» (эпизод 15, и связанное с ним примечание). Внимательное прочтение примечаний и самих текстов будет вознаграждено глубоким пониманием культуры виннебаго (и, возможно, пониманием либидо), по сравнению с которой бойкие юнгианские архетипические прочтения покажутся поверхностными.

Вступительное слово

Приводимые здесь мифы были собраны между 1909 и 1912 гг., когда автор работал в Бюро американской этнологии. Пользуясь предоставленной возможностью, выражаю благодарность бюро за разрешение опубликовать их. Я хотел бы также поблагодарить фонд «Викинг» за великодушный грант, позволивший в значительной степени покрыть расходы на издание настоящей монографии. Опубликованные здесь мифы были записаны из первых рук и, за исключением цикла о Красном Роге, печатались в частном порядке, по разным поводам, много лет назад. Однако было напечатано лишь крайне небольшое количество экземпляров этих ранних изданий. Цикл о Красном Роге был опубликован под названием «Палица Гром-птицы» (The Journal of American Folklore. Vol. 44, 193. P. 143–165). Все приведенные здесь переводы являются совершенно новыми.

Беркли, Калифорния

Пол Радин

1947 г.

Общее введение

1. Толкование мифологии

При толковании мифологии обычно возникает два вида задач: определить ее значение в широком смысле для истории человеческой мысли, человеческого воображения и обозначить ее функцию в жизни конкретного народа. Хотя данная работа направлена на решение скорее второй задачи, скажем несколько слов о мифологии в самом широком смысле.