Цири (сборник)
Шрифт:
– Поменьше о конских мастях, – сухо напомнил Стефан Скеллен. – Больше о деле. Говори, что тебе Бонарт поручил.
– Господин Бонарт писание написал, спрятать велел как следует. До Фана и Клармона велели ехать, тама указанным особам писания в руки собственные отдать.
– Письма? Что в них было?
– А мне-то откедова знать, господин? С читанием у меня не шибко, да и запечатаны были письма господина Бонарта собственноручной печаткой.
– Но кому письма были, помнишь?
– А то! Помню. Милсдарь Бонарт раз десять
– Кому письма передал? Говори толком.
– Первое писание было к мэтру Эстерхази, мечнику и оружейнику из Фано. Другое же милостивому государю Хувенагелю, купцу из Клармона.
– Может быть, они письма при тебе распечатывали? Может, кто что сказал, читая? Напряги память, парень…
– Не-а, не помню. Тады я не думал, да и теперь как-то не вспоминаецца.
– Мун, Оль, – повернулся Скеллен к адъютантам, совершенно не повышая голоса. – Возьмите хама во двор, спустите штаны, отсчитайте тридцать плетей.
– Помню! Я помню! – взвизгнул парень. – Только что вспомнил!
– Для освежения памяти, – ощерился Филин, – нет лучшего средства, чем орехи с медом или нагайкой по жопе. Говори.
– Когда в Клармоне господин купец Хувенагель писание читали, то был тамотки еще один, ну, маленький такой, прям низушек, да и только. Господин Хувенагель ему сказали… Э-э-э-э… Сказали, что ему как раз пишут, что тут могёт быть така охотность и цирк, каких мир не видывал! Так они сказали!
– Не выдумываешь?
– Могилой матери своей клянусь! Не велите меня бить, господин хороший. Помилуйте!
– Ну-ну, вставай, не лижи сапог! На, получай денар.
– Стократ благодарствуйте… Милостивец…
– Я сказал, не слюнявь мне сапоги. Оль, Мун, вы что-нибудь поняли? Что общего у охотности, тьфу ты, у желания с…
– Охотность, – вдруг сказал Мун. – Да не охотность, а охота!
– Во-во! – крикнул парень. – Именно что охота! Так они и сказали, слово в слово. Вы будто там были, господин хороший!
– Охота, цирк! – Оль Харшейм ударил кулаком по ладони. – Условный шифр, но не очень хитрый. Простой. Цирк, охота – это предупреждение против возможной погони или облавы. Бонарт предостерегает, что их могут преследовать или облаву устроить, и советует им бежать! Но от кого? От нас?
– Как знать, – задумчиво сказал Филин. – Как знать. Надо послать людей в Клармон… И в Фано тоже. Займись этим, Оль, дашь задание группам… Слушай-ка, парень.
– А, господин милостивый?
– Когда ты уезжал из Ревности с письмами от Бонарта, он, как я понимаю, был еще там? А собирался в путь? Торопился? Может, говорил, куда направляется?
– Не-а, не говорил. Да и в путь ему не было с руки. Одёжу, сильно кровью обрызганную, велел выстирать и вычистить,
– Фалька. Ты ее как следует рассмотрел? Чего хохочешь, дурень?
– Ой-ей, господин милостивый! Рассмотрел? Да еще и как! В подробностях!
– Раздевайся, – повторил Бонарт, и в его голосе было что-то такое, что Цири невольно сжалась. Но бунтарский характер тут же взял вверх.
– Не буду!
Кулака она не увидела, даже не уловила его движения. В глазах сверкнуло, земля покачнулась, ушла из-под ног и вдруг больно ударила по бедру. Щека и ухо горели огнем – она поняла, что Бонарт ударил не кулаком, а тыльной стороной раскрытой ладони.
Он встал над ней, поднес ей к лицу сжатый кулак. Она видела тяжелую печатку в форме черепа, которой только что ужалил ее в лицо как шершень.
– За тобой один передний зуб, – сказал он леденящим тоном. – Если в следующий раз услышу от тебя слово «нет», то выбью два сразу. Раздевайся.
Она встала, покачиваясь, трясущимися руками начала расстегивать застежки и пуговицы. Присутствовавшие в кабаке «Под головой химеры» поселяне зашептались, закашляли, вытаращили глаза. Хозяйка постоялого двора, вдова Гулё, сунула голову под стойку, делая вид, будто что-то там ищет.
– Скидавай с себя все! До последней тряпки.
«Их здесь нет, – думала она, раздеваясь и тупо глядя в пол. – Никого здесь нет. И меня здесь тоже нет».
– Расставь ноги.
«Меня вообще здесь нет. То, что сейчас произойдет, меня не касается. Вообще. Нисколько».
Бонарт рассмеялся.
– Ты, сдается, слишком высокого о себе мнения. Ишь, размечталась! Вынужден тебя разочаровать. Я раздеваю тебя, идиотка, чтобы проверить, не спрятала ли ты на себе магических гексов, сиглей или амулетов. Не восторгаться же твоими, Господи прости, мощами. Не придумывай себе черт знает чего. Ты – тощая, плоская как доска недоросль, ко всему прочему уродлива как тридцать семь несчастий. Уверен, даже если б меня сильно приперло, уж лучше отшуровать индюка что пожирнее.
Он подошел, разметал ее одежду носком сапога, оценил взглядом.
– Я же сказал – всё! Серьги, колечки, ожерелье, браслет!
Он тщательно собрал украшения. Пинком отбросил в угол курточку с воротником из голубой лисы, перчатки, цветной платочек и поясок с серебряной цепочкой.
– Нечего расхаживать, ровно попугай или полуэльфка из борделя. Остальное можешь надеть. А вы чего таращитесь? Гулё, принеси чего-нибудь перекусить, проголодался я. А ты, брюхатый, проверь, как там с моей одеждой.