Цири (сборник)
Шрифт:
И абсолютного, ненарушаемого нейтралитета!
Дийкстра поднял бобровый воротник плаща, прикрывая шею от ветра и секущих капель дождя. Осмотрелся, вырванный из раздумий. Вода в Большом Канале казалась черной. В слякоти и тумане даже гордость Лан Эксетера Адмиралтейство походило на казарму. Даже купеческие дома утратили свою обычную роскошь – их узкие фасады казались еще уже, чем обычно. «А может, и верно, черт побери, – подумал Дийкстра, – они стали уже: если король Эстерад повысил налог, хитрецы владельцы могли и заузить дома».
– И давно у вас такая
– Такая неприятная погода, граф, у нас стоит с середины сентября, – ответил посол. – С новолуния. Зима обещает быть ранней. В Тальгаре уже выпал снег.
– Я думал, – сказал Дийкстра, – что в Тальгаре снега вообще никогда не тают.
Посол взглянул на него, будто удостоверяясь, что это шутка, а не проявление невежества.
– В Тальгаре, – решил пошутить и он, – зима начинается в сентябре, а кончается в мае. Остальные времена года – весна и осень. Есть, правда, еще и лето… обычно оно приходится на первый вторник после августовского новолуния. И длится аж до утра среды.
Дийкстра не засмеялся.
– Но даже там, – насупился посол, – снег в конце октября является событием.
Посол, как и большинство реданской аристократии, терпеть не мог Дийкстры. Необходимость принимать архишпиона он рассматривал как личное оскорбление, а тот факт, что Регентский Совет поручил переговоры с Ковиром Дийкстре, а не ему, считал смертельной обидой. Его корежило то, что он, де Руйтер, из славнейшей ветви рода де Руйтеров, графов в девяти поколениях, вынужден именовать графом этого хама и парвеню. Но, будучи идеальным дипломатом, он мастерски скрывал свою неприязнь.
Весла поднимались и мерно опускались, лодка быстро двигалась по Каналу. Они как раз миновали небольшой, но весьма изысканный дворец Культуры и Искусства.
– Мы плывем в Энсенаду?
– Да, граф, – подтвердил посол. – Министр иностранных дел однозначно дал понять, что желает увидеться с вами тотчас по прибытии, поэтому я сопровождаю вас прямо до Энсенады. Вечером же пришлю ко дворцу лодку, поскольку желал бы пригласить вас на ужин…
– Ваше превосходительство соизволит простить меня, – прервал Дийкстра, – но обязанности не позволяют мне воспользоваться приглашением. У меня масса ждущих решения вопросов, времени мало, приходится заниматься делами в ущерб удовольствиям. Поужинаем как-нибудь в другой раз. В более счастливые, более спокойные времена.
Посол поклонился и украдкой облегченно вздохнул.
В Энсенаду они, конечно же, прошли задним входом. Чему Дийкстра был весьма рад. К парадному входу монаршей резиденции, к изумительному, опирающемуся на стройные колонны фронтону прямо от Большого Канала вела широкая, но дьявольски длинная лестница из белого мрамора. Лестница, ведущая к одному из многочисленных задних входов, была несравнимо менее эффектна, но и более доступна для преодоления. Несмотря на это, Дийкстра, шагая, кусал губы и втихую ругался под нос, так, чтобы не слышали эскортирующие его гвардейцы, лакеи и мажордом.
Во дворце
Снаружи уже опускались сумерки, коридоры Энсенады были темны. Дорогу, по которой Дийкстра шел за молчаливым мажордомом, освещал редкий ряд светильников в руках лакеев, расставленных вдоль коридоров. А перед дверьми комнаты, в которую его провел мажордом, по стойке «смирно» стояли гвардейцы с алебардами, такие прямые и неподвижные, словно им в зады воткнули дополнительные ратовища. Лакеи со светильниками стояли здесь погуще, свет прямо-таки резал глаза. Дийкстра несколько удивился помпе, с которой его встречали.
Войдя в комнату, он мгновенно перестал удивляться. И низко поклонился.
– Приветствую тебя, Дийкстра, – сказал Эстерад Тиссен, король Ковира, Повисса, Нарока, Вельгада и Тальгара. – Не стой в дверях, изволь подойти ближе. Отбросим этикет, это аудиенция неофициальная.
– Светлейшая госпожа.
Супруга Эстерада, королева Зулейка, несколько рассеянным кивком ответила на почтеннейший поклон Дийкстры, ни на мгновение не бросая вязания.
Кроме королевской четы, в огромном покое не было ни души.
– Именно, именно. – Эстерад заметил взгляд. – Поболтаем в четыре, прошу прощения, в шесть глаз. Что-то мне, понимаешь ли, кажется – так будет лучше.
Дийкстра присел на указанном карле напротив Эстерада. На короле была кармазиновая, отороченная горностаями мантия, на голове, в тон мантии, бархатная шапо. Как все мужчины клана Тиссенидов, он был высок, могуче сложен и бандитски красив. Выглядел всегда крепким и здоровым; словно моряк, только что вернувшийся с моря, он прямо-таки излучал аромат морской воды и соленого ветра. Как у всех Тиссенидов, точный возраст короля определить было трудно. Судя по волосам, коже и рукам – местам, наиболее ярко свидетельствующим о возрасте, – Эстераду можно было дать сорок пять лет. Дийкстра знал, что королю пятьдесят шесть.
– Зулейка, – наклонился король к жене. – Взгляни на него. Если б ты не знала, что это шпион, ты б поверила?
Королева Зулейка была невысока ростом, скорее полновата, нежели худощава, и симпатично неуклюжа. Одевалась она характерным для женщин такого типа образом, заключающимся в таком подборе элементов одежды, чтобы никто не мог угадать, что она не собственная бабушка. Такого эффекта Зулейка достигала свободным, не выделяющимся покроем выдержанных в серо-коричневых тонах платьев. На волосы надевала унаследованный от предков чепец. Не пользовалась никакой косметикой и не носила никаких украшений.