Цирк Шахматного Кошмара На Винтерфельдтштрассе
Шрифт:
Фотомодель даже на должности клоуна выглядит величественно!
– Без Божены, значит - без неё!
– я пожала плечами, отметила, что Иржи задержал на мне взгляд дольше, чем раньше.
Влюбился? Мне не нужны ухаживания и дореволюционные вздохи.
Некоторые девочки мечтают об ухажерах, а я, наоборот, думаю о свободном пространстве вокруг себя.
Слишком юная для прогулок под Луной по паркам и посиделок в кафе.
Немного досадно, что Божену заменит другая "фигура".
Я привыкла
Её хвостик в последнее время не пугал меня, не вызывал ледяной ужас в висках.
Представление с живыми шахматами началось!
Я даже не предполагала, что назову ЭТО кошмаром с Винтельфельдтштрассе!
– Сегодня особый день, пани Марина!
– директор цирка остановился, многозначительно поднял вверх указательный палец. Кончики усов уже устремлены вверх.
– Ты увидишь НАСТОЯЩИЙ цирк.
Я машинально подняла лицо вверх: на что же указывал палец пана Новака?
В потолок и пустоту указывал, где на перекладине сидела огромная свинья с перьями.
ХА-ХА-ХА!
Не свинья, а - пани ворона Франческа.
Франческа настолько огромная, что не понятно, как её крылья держат, наверно, они из особо прочного легкого самолетного сплава, а не из перьев и косточек.
– Каждый день - особый, пан директор!
– я величественно кивнула (чуть корона не упала).
– Выиграем, не волнуйтесь, иначе пусть мои туфельки превратятся в туфли без каблуков!
– Я улыбнулась, развернулась на каблуках-шпильках, с трудом удерживала равновесие.
Если упаду с невероятной высоты - со шпилек и длинных ног, то - ищи-свищи, меня ворона Франческа, среди опилок.
– Марина! Сегодня особый день!
– голос директора цирка ржавой иглой вонзился мне между лопаток.
Вольдемар Новак - тупой? Альберт?
По-немецки "глупый" - альберн.
Я сразу изучила короткое, но ёмкое - будто выстрел из пистолета - слово.
Переиначила на - Альберт, Альбертик! И очень гордилась своими способностями лингвистическими... эстетическими... философскими... ну как это называется, когда словами ученые играют - фонограмма?
Мы с паном директором сказали ничего не значащее, теперь - разойдемся.
Или пан директор расчувствовался, сейчас зарыдает над случаем из своей молодости, потянет в длинный стариковский рассказ?
– В третьем ряду на семнадцатом месте сегодня присутствует Витольд Шлоссер!
– снова палец проткнул воздух.
Ворона Франческа сорвалась с насеста, сгустком каменной тьмы ринулась вниз.
На бреющем полете (почему называется "бреющий"?) пролетела в миллиметре от пальца пана директора - циркачи!
Для меня Вольдемар Новак устроил представление с вороной? Приятно!
Но в груди сжалось - слишком недобро ворона каркала.
Глаза
– Гроссмейстер Шлоссер?
– я аккуратно сняла с полочки памяти фамилию.
Горжусь своей памятью, где всё разложено, и на каждом воспоминании красуется бирка.
Помню все заколочки, игрушечки, туфельки свои.
Несколько полок памяти отведены для шахмат, а остальное - девичье, любимое.
Поддерживать красоту нужно всеми методами и требует усилий больше, чем вести войну в пустыне.
– Гроссмейстер! И МЫ не проиграем ему!
Иначе наш цирк провалится в бездну!
– в голосе Вольдемара Новака плескалось расплавленное олово.
Я по телевизору слышала, что на Планете Венера реки текут свинцовые и оловянные, потому что очень жарко на поверхности Планеты.
Где эта Венера? В пальце пана директора?
Шуточки у меня - от карниза до плинтуса!
– Выиграем! Надеюсь, что гроссмейстер - джентльмен, и не позволит, чтобы девочка на сцене проиграла ему!
– я сжала губы, со страхом смотрела на преображающееся лицо директора цирка.
Под кожей, словно сто хирургов косметологов развернули бурную медицинскую деятельность.
Щеки директора надувались и спадали, губы утончались и набухали, кожа на лбу покрывалась волнами.
Нос двигался, как хобот у слона.
Глаза вылезли и повисли на ниточках ужаса.
Я три раза моргнула - наваждение не пропало.
Вдобавок, у пана директора вынырнули рожки на голове и из пасти - огромной пасти сома - вытянулись длинные изогнутые клыки.
Вокруг нас сгустилась ледяная тьма.
Я почувствовала, что нос мой превратился в сосульку.
Ужас закрыл дыхательные пути.
Не хватало вязкого воздуха.
Сердце билось потрепанным воробьем в аквариуме.
– Пан директор! Вас к телефону!
– молния голоса пронзила черную тучу.
Иржи протягивал Вольдемару Новаку телефонную трубку - канал между Мирами.
Наконец, я вздохнула, вынырнула из Марианской впадины.
УФФФФ! Неужели, у меня галлюцинации?
Или я видела то, что не видят другие в директоре Новаке?
Не очень полезное качество для девочки, которая боится мышей.
– Белая, словно тебя покрасили!
– Иржи "успокоил" меня.
– Директор сказал, что сегодня особый день. И в зале против нас играет гроссмейстер!
– я с удивлением рассматривала новый балахон товарища по команде.
Белый балахон с капюшоном, и на груди огромный красный крест.
Никаких намеков на шахматные клетки.
– Особый день! Сегодня пан Новак поминает всех своих усопших родственников!
– Иржи прошептал и отвел взгляд в сторону, на миленькую собачку.