Цирк
Шрифт:
– Как дела? – спросил он наконец.
– Я только что от него.
Не сговариваясь, они сели за угловой столик, подальше от товарищей.
– Тебе удалось?
– Старик не отходил от меня ни на минуту… Я не мог ничего сделать.
– Дурак! – прошипел Атила.
– Я два раза пытался, но…
– Заткни глотку.
– …не было никакой возможности…
– Я тебе сказал – замолчи.
В его голосе звучала та жестокость, которая не делает различий между другом и незнакомцем, товарищем
Его друг некоторое время сидел молча. Потом рука, державшая сигарету, описала дугу и мягко опустилась на плечо Пабло.
– Я слушаю тебя, – сказал он.
Пораженный, Пабло несколько секунд глядел на него, не веря своим ушам.
– Видишь ли… – произнес он, откашливаясь.
Неизвестно почему, ему вдруг показалось ужасно трудным в немногих словах рассказать, как прошел его визит.
– Когда я позвонил, он сам открыл мне дверь и провел в свой кабинет.
– Он был один?
– Да… Во всяком случае, я никого больше не видел… Его кабинет – первая комната слева от входной двери… Напротив – столовая, а в глубине коридора – лестница.
– Короче.
– Я сразу же понял, когда вошел, что это та самая комната, о которой говорил отец: шкаф, письменный стол, камин… Когда я клал на стол книги, мне удалось разглядеть сейф…
– Какого типа сейф? – спросил Атила, приглаживая усики. – Вделан в стену? Передвижной?
– Передвижной, квадратный, небольшой… Я ждал случая отделаться от старика, чтобы пошарить по ящикам, но не было никакой возможности.
– А свой трюк с кашлем ты не пробовал?
– Как не пробовал?! – воскликнул Пабло с горечью. – Я кашлял чуть не полчаса. Еще немного – и я надорвался бы.
– И что же? – нетерпеливо перебил его Атила. – Никакого результата?
– Никакого результата? – язвительно повторил Пабло. – Этот тип спросил, что со мной. Я сказал, что простудился и мне нужен аспирин. «Аспирин? – обрадовался он. – К счастью, я никогда с ним не расстаюсь». Бац – он достает аспирин из кармана пиджака. «Я запиваю его водой, сеньор», – говорю я. Но он, кажется, все предвидел. Встает, направляется к шкафу и приносит кувшин с водой… Ну, не подлость ли это?…
– Надеюсь, ты по крайней мере не вызвал у него подозрение – сказал Атила. – Черт побери, о чем же вы говорили все это время?
– Сам не знаю… О всяких пустяках… Я пошел к нему из-за стипендии… У папаши Мартина, по кличке Жмот, так мало денег, что ему приходится побираться в муниципалитете… А поскольку у старика рука длинная…
– Хорошо, договорились… Теперь нам нужно только узнать – оставит ли он завтра ключи Эредиа.
– Завтра?! – испуганно воскликнул Пабло.
– Да, завтра, в праздник святого Сатурнино, покровителя города. – Атила пустил ему в
– А старик? Кто поручится, что он не заявится домой, когда мы будем там?
– Ну, и глуп же ты! – сказал Атила. – Разве ты не читал «Эль Эко»?
– Нет… А что там?
– Старый хрыч – президент хунты казино. В этот час он непременно будет на балу.
Атила хотел еще что-то прибавить, но вдруг запнулся. Кто-то бесшумно подкрался к ним, отбросив на стену гигантскую тень.
Это был Хуан Божий человек, дурачок. Его глаза светились, точно фары. Он улыбался, обнажая верхние коренные зубы, и возбужденно жестикулировал – совсем как пьяный.
– Ладно, ладно, видели тебя, – отмахнулся от него Атила. – Иди, не маячь здесь.
– Когда я услышала рожок, было часов семь, не меньше… Мы шли по Главной улице мимо «Олива». Ненука сказала: «Это там», и я побежала на площадь Муниципалитета.
Ее стакан с фруктовым соком был покрыт прозрачной пленкой испарины. Лус-Дивина прикоснулась к нему пальцами, и мгновенно образовалось пять островков – неровных, расплывчатых, напоминавших след какого-то чудовищного животного. Но они быстро потеряли свои очертания – испарина поглотила их снова.
– А потом? – спросила Роса. – Что было потом?
– Ничего особенного. Некоторые пошли за ним до Мирамара и зажгли на площади огонь.
– В прошлом году было интереснее, – сказала Монтсе. – Помнишь, как толпа подошла к твоему дому?
– Конечно, помню, – отозвалась Лус-Дивина. – Папа надел мавританский тюрбан, вышел на балкон и произнес речь.
– Я этого не видела, – сказала Лусила. – Это правда, что он бросал в окно деньги?
– Да нет! Какие враки, – краснея, возразила Лус-Дивина. Она снова прижала к стакану пальцы и стала нервно рисовать на запотевшем стекле какое-то озеро. – Ребята просили его выступить, вот он к ним и вышел.
– Лусила путает, – вмешалась Роса. – Ей, верно, рассказывали, что он одно время дарил деньги всем приходившим к нему детям, даже тем, что из бараков.
– И вовсе не дарил, – запротестовала Лус-Дивина. – Взамен ребята приносили ему раковины, цветы, рисунки…
– Рисунки? – воскликнула Мария-Глория. – Самая обыкновенная мазня. Мальчик из лавки на углу принес ему лист бумаги в чернильных кляксах и получил за это шесть реалов.
– Ведь папа – художник, он говорит, что детские рисунки… – начала было Лус-Дивина, но сразу же умолкла.
Когда подруги обсуждали поступки отца, оставалось одно – молчать. Объяснения, которые ей давала мать, на таких девочек, как Роса, не производили никакого впечатления.