Циркачка
Шрифт:
Влад пьяно усмехнулся. В его глазах скопились пьяные слезы.
– Ничего в мире нет, старики. Ничего. Весь мир – пустота. Весь мир заполнен ложью, иллюзиями, изменами и предательством. Ничего нет, – и он закрыл лицо руками. И покачнулся. – А я ее уже видал. Вы не верите, старики? – и он поднял красное, опухшее лицо. – Золотая чешуя, длинные волосы и лицо – ангела. Неужели это всего лишь мираж? Всего лишь обман зрения? И почему кроме миража и иллюзий в мире ничего не остается? Господи! Я так не хочу! – и он со всей силы ударил кулаком по столу.
Вика перехватила его руку.
– Влад,
Но Влад ее не слушал. Он бессмысленно качал головой.
И наполнял свой мгновенно пустеющий бокал.
– Его нужно увести, – мрачно сказал я.
Гришка кивнул.
– Я уведу его. Не беспокойтесь, – и он наклонился к Владу.
И что-то горячо зашептал ему на ухо. Что-то доказывал. В чем-то убеждал.
Мы с Викой молча направились к выходу. Вечер был явно испорчен.
– Странно, – уже на улице сказала мне Вика. – Я всегда была уверена, что Влад реалист. И любитель всего лишь игры слов, но не игры воображения.
Я промолчал. И, в сущности, согласился, что мы совсем мало знали Влада, этого весельчака и балагура. Этого беспардонного покорителя женских сердец. Сердце женщины-ангела ему покорить так и не удалось. Потому что сердца женщины-ангела просто нет…
Мои мысли перебил чей-то взгляд. Это был взгляд в спину. Я сразу же почувствовал, как он впился в меня… Любопытный и злой. И я резко оглянулся. Рыжее лохматое существо мгновенно юркнуло в подворотню.
Но я успел заметить эти янтарные камешки, стреляющие в меня ненавистью и презрением. Капа. Это было выше моих сил. Она следит за мной. Она идет по моему следу. Только она на это способна! И я со всей силы прижал Вику к себе. И стал плести ей на ухо какую-то приторную чушь. Вика удивленно на меня смотрела. И оглянулась.
– Ты что, Паганини?
– Иди, Вика. Иди и не оглядывайся! А лучше всего обвей мою шею руками!
Вика рассмеялась. И с удовольствием последовала моему совету. Что ж. Теперь мы гораздо больше походили на влюбленную парочку.
– Неужели она додумалась до этого? – продолжала веселиться Вика.
– Она додумается до чего хочешь. Поверь моему горькому опыту. И я не удивлюсь, если ты скоро зачитаешь речь над гробом безвременно погибшего товарища.
– Ну, от руки возлюбленной не каждый день погибают, Паганини. Считай, что тебе повезло.
– Пусть повезет кому-нибудь другому. С меня хватит!
– А по-моему, Паганини, ты не ценишь своего счастья, – почти серьезно сказала она, когда мы подошли к дому.
И я вновь резко оглянулся. И мигом бросился за угол дома. Но было уже поздно, беленькие полукеды мелькнули так далеко, что гнаться за ними я не решился. Тем более, я честно признался себе, что соревноваться в беге с Капой не имеет смысла.
Гришка сиял от счастья. Он даже похудел за последнее время. И даже несколько морщин появилось на его похудевшем лице. Но они удивительно ему шли. Делали Гришку старше и солиднее. Сегодня вечером состоится открытие моста по первому Гришкиному проекту. И Гришка страшно волновался. И его круглые очки время от времени
– Не переживай, старик. Главное – чтобы первый пешеход не провалился.
– К тому же – первый блин всегда комом. И у всех, – поддержал мои успокоительные речи Влад.
– Вам хорошо говорить, – вздыхал Гришка. – А от этого зависит моя судьба, если хотите.
– Твоя судьба – в твоих руках, – хохотнул Влад. И мы, схватив Гришку под руки, потащили на торжественное открытие. Гришка упрямо брыкался в наших руках. И бормотал:
– Еще рано! Ну, погодите же вы, дураки!
И мы почти силой затащили Гришку на место его первого творения. Там уже собралось порядком народа. И мы с трудом протиснули толстого Гришку через толпу. И стали с ним рядом. Перед розовой перевязанной лентой. У меня перехватило дух. И я признался себе, что не до конца верил Гришке, когда он красочно описывал свои фантастические проекты. Но этот мост превзошел все Гришкины фантастические описания.
– Ничего себе! – присвистнул Влад от удивления. – Ай да старик!
Мост был удивительно похож на радугу. Такой же семицветный, до боли режущий своими яркими цветами глаз. И вершина его, казалось утыкалась в само небо. И его перила, вырезанные из дерева, украшенные фигурками всех на свете птиц и зверей блестели от лака. Гришка, казалось, посягнул на само солнце. На сами звезды. На само небо.
Да. Это было захватывающее зрелище. Да. Это было красиво. Но я мог поспорить с самим чертом, что ни одна живая душа не осмелится сделать и шага по этой громадине. И все становилось бессмысленным. Красота, лишенная смысла. Высота, которую никто не покорит.
– Вы поймите! – убеждал рупор, – открытие этого моста обязательно должно сопровождаться людским шествием. Иначе во имя чего загублено столько государственных рублей. Ну, граждане, давайте… Ну, дружно…
Но толпа не шелохнулась.
Гришка стоял, опустив голову. И тщательно протирал своим новым галстуком очки.
– Ну, хотя бы один человек, – уже почти плакал голос в рупор. – Неужели среди вас нет ни одного смельчака, который бы не побоялся коснуться самих звезд?
Она появилась неожиданно. С ножницами в руках. И спокойно, пожалуй, слишком спокойно, перерезала ленту. И оглянулась. И весело, пожалуй, слишком весело подмигнула Гришке. И медленно, осторожно ступая носочками, сделала первый шаг. Все затаили дыхание.
– Сумасшедшая, – прошептал я пересохшими губами.
– Умница, – выдохнул Влад.
Капа стояла на самой вершине. Ее широкое весеннее пальто развевалось на ветру. И едва касалось острых коленок. Звезды висели настолько низко. Нет, Капа стояла настолько высоко, что они касались ее рыжих волос. И она протянула руки. И улыбнулась. Звезды прыгали в ее ладошках. И она то сжимала, то разжимала кулаки. То ловила, то отпускала их, на волю. Она, как ребенок играла, забавлялась с ними. И они ее слушались. Они то пробивали ночное небо, то стремительно возвращались в ее ладони. Запутывались в ее пышных волосах, усылали ночным светом ее пальто. Она сумела покорить звезды. Она тоже не побоялась посягнуть на небо.