Циркус

Лосев Владимир

— Все равно долго, — вздохнула Паля и пошла в лес. Там было тихо, ветер куда-то спрятался, солнышко светило, а воздух пах травой и цветами.

Она сходила к большим деревьям, постояла возле них, и даже обняла самое старое дерево, но на этот раз ничего не произошло, и она не почувствовала больше себя деревом. Пале стало совсем скучно, она нашла большую поляну с сочной травой, легла на неё и стала смотреть на солнце, пока у неё глаза сами собой не закрылись, и она не заснула.

Проснулась она оттого,

что услышала, как рядом кто-то громко сопит. Паля подумала, что это домовенок, и не стала открывать глаза, но потом услышала чей-то тихий знакомый голос.

— Зачем ты здесь лежишь? — спросил голос. — Здесь хорошо, но лежать здесь нельзя.

— Это почему нельзя? — спросила Паля, открыла глаза и увидела циркуса, который лежал рядом. А может и не лежал, циркус он же круглый, как шар, и никогда не ясно, лежит он или стоит.

— А потому нельзя, — сказал циркус, — что в этом лесу много всяких зверей, растений, деревьев, и они все живые. А вдруг они тебя захотят съесть?

— Никто меня не съест, потому что за мной присматривают, — сказала Паля и, повернувшись на бок, погладила циркуса по теплому меху, переливающемуся в свете солнца, разными приятными цветами. — А я тебя искала во сне, когда меня Трог учил летать. Я прилетела на гору, где ты жил, но там тебя не было, ты куда-то ушел.

— Где ты меня искала? Во сне? А что такое сон? — спросил циркус, он подкатился к Пале поближе, и прижался к ней теплым боком.

— Сон, это когда спишь, — сказала Паля, — и видишь разные сны.

— Я не понимаю, что это такое, — сказал циркус. — Ты мне объясни как-нибудь по-другому.

— Ладно, — сказала Паля. — Просто берешь, закрываешь глаза, а потом через какое-то время засыпаешь и видишь сны.

— Так это ты спала, — догадался циркус, — когда я сейчас к тебе пришел.

— Я, может, и сейчас сплю, — сказала Паля. — А ты мне снишься. Но это хороший сон, поэтому никуда не уходи.

— Я и не ухожу, — сказал циркус. — Я просто думаю. Так получается, что когда спишь, то никогда не знаешь, спишь ты, или нет?

— Ага, — согласилась Паля. — Бывают такие сны, когда ты думаешь, что не спишь, а бывает наоборот, ты думаешь, что спишь, а на самом деле не спишь.

— Совсем стало все не понятно, — сказал циркус. — Ты как-то плохо объясняешь.

— А ты что совсем не спишь, раз тебе все так не понятно? — удивилась Паля.

— Не сплю, — сказал циркус. — А, может, сплю, но не знаю, что сплю.

— Ну, я тогда не знаю, как тебе это объяснить, — сказала Паля. — Бывает, бегаешь по всему замку, тебе весело и хорошо, а потом заберешься на колени к маме, закрываешь глаза, а когда открываешь, то оказывается, что ты уже лежишь в кровати.

И уже другой день, и солнце светит, а ты и не помнишь, как ты оказалась в кровати, и почему ты лежишь уже

без одежды, а домовенок ходит рядом и громко ругается оттого, что ты все ещё спишь, а ему скучно…

— Не понятно, — повторил циркус. — А у меня и мамы нет, и домовенка, так я, наверно, и не узнаю никогда, что такое спать и видеть сны.

— Почему ты думаешь, что у тебя мамы нет? — удивилась Паля. — Мамы есть у всех.

— А у меня нет, — вздохнул циркус. — И никогда не было, но я тебе уже это говорил, просто ты забыла. А у тебя есть мама, только она какая-то сердитая, чуть меня не обидела в прошлый раз, когда мы с тобой по замку злого волшебника ходили.

— Она не нарочно, — сказала Паля. — Просто она за меня боялась. Она про тебя подумала, что ты мне плохо хочешь сделать, поэтому чуть тебе плохое волшебство не сделала. А так она добрая и хорошая…

— Ну, не знаю, — сказал циркус. — Она мне не показалась очень доброй, а совсем даже наоборот.

— Если бы у тебя тоже была мама, — сказала Паля. — Она бы тоже, наверно, мне не показалась доброй, если бы подумала про меня, что я тебя хочу обидеть. Мамы, они всегда такие, они своих детей от всех защищают.

— Ну, про мам я уже понял, — сказал циркус. — Только меня никто не защищает, мне это не надо…

— А зачем тебя защищать, если на тебя никто и не нападает? — спросила Паля. — А потом ты все врешь, я тогда тебя от своей мамы защитила, а ты уже и забыл.

— Да? — оживился циркус. — Но, если ты меня защищаешь, значит, получается, что ты — моя мама?

— Я не твоя мама, — сказала Паля. — Если бы я была твоей мамой, я была бы похожа на тебя, только была бы, конечно, большой и красивой. А я на тебя совсем не похожа. У меня и меха такого, как у тебя нет, и кататься я, как ты, не умею. И я ещё сама маленькая, чтобы быть чьей-то мамой…

— А я какой? — спросил циркус. — Я маленький, или большой? Если большой, давай, я тоже стану твоей мамой и буду тебя от всех защищать…

— Ты маленький, — сказала, улыбнувшись, Паля. — И мама у меня уже есть, и мне другой не надо, мне и своей мамы иногда много. А так как ты маленький, и я маленькая, а маленькие дружат друг с другом, то получается, что я тебе друг.

— Друг, — повторил циркус. — Друг, это тоже хорошо, только я не знаю, что это такое.

— Друзья, — сказала Паля. — Они всегда друг другу помогают, когда им что-то делать трудно, они друг за друга заступаются, и, вообще, им просто хорошо, когда они вместе.

— Друг, — сказал циркус. — Ты мне друг, мне с тобой хорошо. И я тебе помогаю…

Он опять высунул розовый язык и им облизал Палю. Это было немного щекотно и мокро, но она не обиделась потому, что и ей с циркусом было хорошо.

— А как ты мне помогаешь? — спросила Паля.