Цитадель автарха
Шрифт:
Она сказала, что, по ее мнению, Коготь имеет над временем такую же власть, какую, говорят, зеркала Отца Инира имеют над пространством. Тогда я не придал значения ее словам. Я вообще не слишком большой интеллектуал и вовсе не философ, но теперь ее замечание кажется мне любопытным. Она сказала мне: «Ты вернул к жизни улана, и это стало возможным потому, что Коготь прокрутил для него время назад, к тому моменту, когда он был еще жив. Ты почти залечил раны своего друга, и это удалось потому, что Коготь повернул время к тому моменту, когда они должны были почти зажить». Разве это не интересное наблюдение? Через некоторое время после того, как я уколол тебя в лоб Когтем, ты издал странный звук. Думаю, это прошумела миновавшая тебя смерть.
Я
– Так что нет ничего удивительного, что ты был не в себе. Вероятно, это ужасно – вернуться назад во времени, и еще хуже – пройти назад через смерть. Я хотел сказать, это все равно что родиться еще раз, но гораздо страшнее, ведь ребенок уже прожил некоторое время в утробе матери. – Я помедлил в нерешительности. – Я… Текла… я имею в виду… никогда не носила в себе ребенка.
Возможно, под влиянием мыслей о его растерянности я и сам растерялся настолько, что уже и не знал, кто я такой на самом деле, поэтому неуклюже продолжил:
– Ты должен извинить меня. Когда я устаю, а иногда в полудреме, я становлюсь почти что другим человеком. – Не знаю, по какой причине, но при этих словах он сильнее сжал мое плечо. – Это долгая история, и она не имеет к тебе никакого отношения. Я хотел сказать, что в Атриуме Времени разлом пьедестала наклонил циферблат солнечных часов, и поэтому гномон стал показывать неправильное время. До меня доходили слухи, что, когда такое случается, дневные стражи останавливаются или ежедневно в течение некоторого времени бегут назад. Ты носишь в кармане циферблат солнечных часов и потому знаешь, что, когда требуется выяснить точное время, нужно направить гномон к солнцу. Солнце стоит в небе неподвижно, а Урс танцует вокруг него. Вот почему мы можем определить точное время дня – прямо как глухой способен танцевать тарантеллу, глядя на движения остальных танцоров и улавливая ритм. Но что, если само солнце пустится в пляс? Тогда поступательное движение мгновений может обернуться отступлением.Не знаю, веришь ли ты в Новое Солнце – я и сам не уверен в своей вере. Но если оно придет, то в образе новоявленного Миротворца. Поэтому Миротворец иНовое Солнце – это два имени одной и той же личности. Правомерно задаться вопросом: отчего эту личность следует называть Новым Солнцем? Что ты думаешь по этому поводу? Не из-за власти ли управлять временем?И тут мне и вправду показалось, что само время остановилось. Вокруг нас возвышались деревья, темные и молчаливые; ночь несла прохладу и свежесть. Я не мог придумать, о чем бы еще поговорить, а пороть бессмыслицу мне представлялось постыдным, ибо я каким-то образом чувствовал, что солдат внимательно слушает мои рассуждения. Впереди я заметил две сосны с гораздо более толстыми стволами, чем у других деревьев вдоль дороги. Меж ними вилась тропинка зеленовато-белого цвета.
– Вот то, что нам нужно! – воскликнул я. Но когда мы приблизились к соснам, мне пришлось остановить солдата движением руки. В пыли я заметил темные влажные следы, наклонился и потрогал их. То были капли крови.
– Мы на верном пути, – сообщил я солдату. – Здесь проносили раненых.
4. ЛИХОРАДКА
Трудно сказать, как далеко пришлось нам идти и сколько минуло ночных страж, прежде чем мы добрались до места назначения. Знаю только, что я начал спотыкаться через некоторое время после того, как мы свернули с главной дороги. У меня это стало вроде хвори: так бывает, когда больные люди кашляют и никак не могут
Среди деревьев по обе стороны от тропы мерцали светлячки, поэтому я длительное время предполагал, что свет впереди – всего лишь скопление этих насекомых, и не спешил. Потом, как мне показалось, неожиданно мы очутились под тенью крыши, где мужчины и женщины с желтыми фонарями в руках передвигались между длинными рядами застеленных коек, переходя от одного больного к другому. Женщина в черной одежде позаботилась о нас двоих. Она привела нас к тому месту, где стояли обитые кожей кресла и горел огонь. Только тогда я понял, что на самом деле ее одежда была ярко-красного цвета, с красным же капюшоном, и на краткий миг мне почудилось, будто передо мной стоит Кириака.
– Твой друг очень болен, – сказала она. – Ты не знаешь, что с ним?
Тут солдат покачал головой и ответил:
– Нет. Я даже не знаю, кто он такой.
От удивления я не мог вымолвить ни слова. Она взяла меня за руку, но отпустила, потом взяла за руку солдата.
– У него лихорадка. У тебя тоже. Теперь, когда пришла летняя жара, с каждым днем становится все больше больных. Надо кипятить воду, которую пьешь, и беречь себя от вшей, надо сохранять чистоплотность.
Она обернулась ко мне.
– У тебя множество мелких порезов и ссадин, причем некоторые нагноились. Осколки камней?
– Не я один болен. Я привел больного товарища, – удалось мне выдавить из себя.
– Вы оба больны, так что вы привели друг друга. Сомневаюсь, чтобы вы добрались сюда по отдельности. Ну так что, в тебя кидали камнями? Оружие неприятеля?
– Да, камнями, но то было оружие друга.
– Хуже всего, как мне говорили, это когда в тебя стреляют сзади, но сейчас меня больше всего тревожит лихорадка. – Она замялась, переводя взгляд с солдата на меня и обратно. – Мне хотелось бы вас обоих уложить на больничные койки, но сначала вы должны вымыться.
Она хлопнула в ладоши и подозвала коренастого мужчину с бритой головой. Он взял нас за руки и повел куда-то, потом остановился, поднял меня и понес, как я носил когда-то маленького Северьяна. Через несколько секунд мы оказались голыми и сидели в ванне, наполненной водой, которая подогревалась раскаленными камнями. Коренастый облил нас водой, потом заставил вылезти по одному. Он остриг нам волосы, после чего мы еще некоторое время отмокали в воде.
– Значит, теперь ты можешь говорить, – обратился я к солдату.
При свете лампы я увидел, как он кивнул.
– Почему же ты не отвечал мне, когда мы сюда шли? – спросил я.
Он заколебался, слегка шевельнув плечами.
– Я думал о многом, да ты и сам-то не говорил. Ты показался мне усталым. Однажды я спросил, почему бы нам не остановиться, но ты мне не ответил.
– Мне все кажется наоборот, – сказал я, – но, возможно, мы оба правы. Ты помнишь, что было с тобой до того, как я тебя нашел?
Вновь повисла пауза.
– Я не помню даже того, как встретился с тобой. Мы шли по темной тропе, ты был рядом со мной.
– А до того?
– Не знаю. Наверное, музыка и долгий путь пешком, сначала при свете солнца, потом в ночной темноте.
– Этот путь мы проделали вместе. Ты ничего больше не помнишь?
– Помню полет во тьме. Да, я был с тобой, и мы очутились там, где солнце висело прямо над головой. Впереди был свет, но, когда я ступил в этот свет, он превратился во тьму.
Я кивнул.
– Ты не совсем хорошо тогда соображал, понимаешь? Иногда в жаркий день кажется, что солнце стоит прямо над головой, а когда оно опускается за горные вершины, то, наоборот, будто наступила ночь. А свое имя ты помнишь?